Начало самодержавия в России

Спор, затянувшийся на 400 лет (вместо введения)

Объективная, научно обоснованная оценка исторической роли российского самодержавия на всех этапах его существования приобретает в условиях современной идеологической борьбы важное значение. Отрицание исторической правомерности социалистической революции и социалистического строительства в России неизменно опирается на искаженное истолкование дореволюционной истории. Большое внимание уделяется при этом самодержавию как некоей надклассовой силе, будто бы сплачивавшей своих подданных без различия их сословной и классовой принадлежности на основе «общенационального идеала», единства веры и извечной морали.

Подобные представления весьма интенсивно связывают с начальным периодом истории самодержавия, чему немало способствует его недостаточная изученность. В науке нет единства взглядов даже по такому вопросу, как время возникновения самодержавного строя. Одни исследователи относят установление самодержавной монархии к концу XV в., другие ко второй половине XVII, некоторые усматривают ее начало в XVI в.

Наиболее спорными и противоречивыми суждениями изобилует историография эпохи Ивана Грозного, и особенно опричнины. Нет единого мнения о смысле ее учреждения и сроках существования, о ее роли и значении в истории русского централизованного государства.

Еще сравнительно недавно, в 40-х гг. нашего века, академик С. Б. Веселовский характеризовал итоги изучения этих проблем в самых мрачных тонах: «… в послекарамзинской историографии (эпохи Грозного. — Д. А.) начался разброд, претенциозная погоня за эффектными широкими обобщениями, недооценка или просто неуважение к фактической стороне исторических событий… Эти прихотливые узоры "нетовыми цветами по пустому нолю" исторических фантазий дискредитируют историю как пауку и низводят ее на степень безответственных беллетристических упражнений. В итоге историкам предстоит, прежде чем идти дальше, употребить много времени и сил только на то, чтобы убрать с поля исследования хлам домыслов и ошибок, и затем уже приняться за постройку нового здания».[1]

Трудно принять столь мрачный взгляд на историографию Московского государства XVI в. Историки всех поколений внесли в нее свой значительный вклад. При постройке общими усилиями «нового здания» надо, следовательно, заботиться не только о расчистке «хлама», но и о сохранении тех прочных и надежных «строительных блоков», которые уже заложены в фундамент.

Тем не менее необходимо признать, что споры вокруг опричнины, о ее роли и значении, не в малой степени уводили историков от решения более общей проблемы — начальной истории самодержавия в целом. В результате не находили должного освещения ни история опричнины, ни начальный период истории царского строя.

Точка зрения дворянской историографии на опричнину как на бессмысленное порождение личной прихоти царя Ивана Грозного восходит к сочинениям А. М. Курбского и публицистов начала XVII в. — либо к прямым родичам казненных, либо к людям, выросшим в среде, живо и болезненно помнившей опричный террор.

Многие исследователи, опираясь на непроверенные, зачастую фантастически преувеличенные свидетельства иностранцев об опричном терроре, также видели главную причину возникновения опричнины в личной жестокости царя Ивана IV. «Пьяный, развратный, кровожадный тиран», охваченный манией преследования, опираясь на таких «злейших врагов всех честных граждан», как Басманов, Малюта Скуратов, Вяземский, установил «бессмысленную тиранию» и «привел государство к разрухе». Наиболее ярко в дореволюционной историографии выразили эту точку зрения И. М. Карамзин и В. О. Ключевский.

Историки другого направления, начиная от В. Н. Татищева, при всем различии их взглядов и позиций настойчиво искали реальные причины разразившегося во второй половине XVI в. «конфликта между царской властью и ее слугами». С. Ф. Платонов видел в опричнине борьбу Грозного с феодальной аристократией, в результате которой царь сумел ликвидировать вотчинное землевладение.

«Как сказочный Геракл успел одолеть Антея, потому что оторвал его от земли, его родившей, так исторический Грозный, — по мнению исследователя, — навсегда сломил политическую силу титулованного боярства, потому что оторвал его от наследственных вотчин и пересадил в новые условия службы и хозяйства».[2]Сравнивая творца опричнины с героем эпоса, пережившего века — Гераклом, С. Ф. Платонов, казалось бы, придает победам «исторического Грозного» над своими противниками поистине эпохальное значение.