Борис Парамонов на радио "Свобода"- 2006

Борис Парамонов: Да, старика Канта тут необходимо было вспомнить: этот, казалось бы, всячески далекий от жизни любомудр, всю жизнь изучавший какие-то паралогизмы чистого разума, сумел понять самое важное в политической истории человечества, причем развернутой в глубь, в будущее. И ведь что особенно интересно: в его время демократий вообще не было, его политический прогноз строился не на опыте, а, как любил говорить сам Кант, априорно, до-опытно, силой чисто логических умозаключений. Номинально в то время, в конце восемнадцатого столетия появилась одна крупная демократическая страна — Америка, но это было очень уж далеко, и тогдашние Северо-Американские Штаты никакого участия в мировой политике не принимали. Вот вам поразительный пример силы этого самого чистого разума!

Александр Генис: Кант знал, конечно, античную историю, в которой были военные конфликты демократических государств.

Борис Парамонов: И всё-таки основной военный конфликт в истории Древней Греции — война Афин и Спарты — это столкновение демократии с государством едва ли не тоталитарным. Спарта демократией не была.

Александр Генис: Да и Афины-то не были демократий в современном смысле понятия: афинские демократические институты действовали в замкнутом кругу афинских горожан.

Борис Парамонов: Вот именно. Строго говоря, в древней истории Канту опереться было не на что. И наоборот, можно вспомнить одно событие, уже после Канта имевшее место: англо-американская война 1812 года. Американцы очень часто исполняют увертюру Чайковского под таким названием, но для них 1812 год — это не Россия и Наполеон, а война с англичанами, которые даже обстреляли Белый Дом. И если прибегнуть к небольшой натяжке, так это и была война демократий: в Англии существовал весьма действенный парламент.

Александр Генис: Парламенты — институты, проходящие долгое историческое развитие. Сами по себе они еще не гарантия против войны. Вспомним 1914 год.

Борис Парамонов: Да, парламент существовал и в кайзеровской Германии и обладал реальной властью не допустить войны: если бы социал-демократы проголосовали против военных кредитов правительству. Если уж на то пошло, и в тогдашней России была Дума, тоже проголосовавшая за войну с Германией, за те же военные кредиты. Тут большевистские депутаты, числом пять, выступили молодцами: голосовали против и пошли в сибирскую ссылку. Ну, они-то уж точно не могли ничего решить.

Александр Генис: Вернемся к теме. Так что же всё-таки имел в виду Кант, считая условием вечного мира существование демократических государств?

Борис Парамонов: Думаю, нам нет смысла удаляться в обсуждение его априористики, тем более что в опыте истории он оказался прав. Мы не можем в наше время указать на военный конфликт между развитыми демократическими странами. Сам механизм демократии препятствует войнам. Объявление войны — высшая прерогатива власти, никакая другая акция власти, правительства не идет в сравнение с этой. А главное в демократии, как мы знаем, — это система ограничения власти, разделение властей. Демократия — контроль над властью и, строго говоря, больше ничего. Но это и есть всё. Две демократии не могут вступить в состояние войны, потому что руководятся они не амбициями монархов или алчностью капиталистов, а свободно выбранными органами управления, обязанными отчетом перед избирателями. Демократия может вступить в войну, если ей угрожает сильный и коварный внешний враг или если она помогает дружественным демократиям.

Александр Генис: Ну, да. Таково было участие Соединенных Штатах в двух мировых войнах двадцатого столетия.

Борис Парамонов: В первую войну Америка вступила, когда еще на стороне союзников была Россия, правда, уже не царская: это был апрель 1917 года. Но сама эта первая война была такова, что затянула в себя все европейские страны — как демократические, так и прочие. Иными словами, был у этой войны какой-то мотив, существовавший вне политики и вне демократии. Нам в свое время в школе говорили, что это была война империалистическая и велась она за передел мировых богатств, за внешние рынки сырья и сбыта. Эти мотивы тоже ведь были значимыми. Да что вспоминать уже почти вековой давности прошлое, когда сегодня в мире сложилась ситуация — в глобальном масштабе! — когда вопрос об источниках сырья стал исключительно острым и в очень значительной степени диктует сегодня поведение различных государств.

Александр Генис: Роковое слово нефть. Вы помните, как у Рассела в его «Истории западной философии» один человек, над которым производились опыты с наркотическими веществами, открыл тайну бытия и сумел записать ее: «Всё пахнет нефтью»?