Люди, которые захотят увидеть в «Пирамиде» некий апокалипсис нашего времени, могут сослаться на многие страницы, на которых представлена внушительная картина иссякания, да чуть ли и не гибели человечества в погоне за всякого рода удовольствиями на счет духовных радостей. Такого рода цитатами можно было бы заполнить не одну передачу на тему «Леонов — пророк». Но в том-то и дело, что такие места у него — отнюдь не пророчества, а некая изначальная склонность к жутким картинкам. Подобные сцены можно обнаружить у Леонова даже и в начале его творческого пути, когда он считался писателем, твердо ставшим на социалистическую платформу. Например, в «Дороге на океан» у него есть фантазия на тему: Луна садится на Землю; очень выразительный текст. Да и больше: в той же «Дороге на океан» едва ли не треть книги посвящена фантастическим путешествиям героя романа Курилова вместе с автором в недалекое уже будущее, которое предстает картиной всемирной войны, где на стороне советской республики сражаются Китай и прочая Азия, да и Европа, между прочим, а защита безнадежного буржуазного дела выпала на долю Соединенных Штатов и их американских сателлитов. Расклад примерно тот, что у Орвелла. Не думайте, что я иронизирую: отнюдь нет, соответствующие страницы написаны с подлинным вдохновением, это интересно, как детская игра в морской бой. Леонов на этих страницах — подлинный художник, подлинный поэт, нечто инфантильное тут ощущается, напоминая пушкинское «поэзия должна быть глуповатой».
Поэзия — она и останется после всех ревизий советского прошлого и российского будущего. В ней найдется место Леониду Леонову. Мне кажется, что «Дорогу на океан» будут читать — как похождения какого-нибудь сэра Фрэнсиса Дрейка.
«Пирамиду» мог бы спасти один сюжет, разверни его автор до конца. Это было бы нечто новое. Можно понимать ангела Дымкова как травестированного Христа, которому нечего делать на этой земле. Недаром же он и у Леонова возносится. «Приди Христос в деревню — его девки засмеют», — сказал Лев Толстой Горькому. Леонов помнил эти слова, они соблазняли его, но не соблазнили. Он подошел к грани гениальности — но не переступил ее, отвлеченный многими философско-эстетическими маневрами. Подражание Христу эрудиции не требует. «Пирамида» получилась не чудом христианского искусства, а Храмом Христа Спасителя в варианте Лужкова.
Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/259041.html
* * *
[Русский европеец Корней Чуковский] - [Радио Свобода © 2013]
27.07.2006 17:19 Борис Парамонов
Очень интересным русским европейцем был Корней Иванович Чуковский (1882—1969). Интересен он даже не тем, что его европеизм пришелся на советское время — отнюдь нет, он уже лет двадцать успешно работал и приобрел себе имя еще до революции. Чуковский был, без всякой натяжки, лучшим русским литературным критиком начала ХХ века, он лучше Айхенвальда, второй тогдашней знаменитости, художественно острее, и пишет интереснее, можно сказать, забавнее, — он довел до совершенства жанр критического фельетона, не теряя при этом серьезности и точности эстетических оценок. Чуковский интересен тем, что был он европейцем низовым, вышедшим из социальных низов, он был в полном смысле «кухаркин сын». В этом смысле он напоминает Чехова, являет тот же культурный тип. Тут открывалась для России самая многообещающая перспектива, в этом приобщении человека из народа к культурным вершинам. Беда России в том, что этот процесс сорвался.