Борис Парамонов на радио "Свобода"- 2009

Но именно его мрачные прогнозы звучат как музыка для Кремля, который в последнее время обвиняет Вашингтон во всех грехах — от нестабильности на Ближнем Востоке до глобального финансового кризиса. Кроме того, взгляды Панарина в полной мере соответствуют продвигаемым Кремлем идеям о том, что после слабости 1990-х годов, когда многие опасались экономического и политического банкротства страны, Россия вновь занимает достойное место на мировой арене.

Недавно о Панарине появилась статья в одной из самых престижных газет мира — Wall Street Journal. Были пересказаны его пророчества о распаде США на шесть различных стран, одна из которых попадет под контроль Мексики, вторая — Колумбии и так далее; воспроизводить эти сонные видения в полноте не имеет смысла. Статья Wall Street Journal о Панарине воздержалась от каких-либо комментариев, — они и не требуются, этот курьез достаточно просто воспроизвести. Сам же Панарин в одном интервью с гордостью говорил, что о нем начинает писать мировая пресса.

Панарин, при всей его необычности, — отнюдь не единичное явление в постсоветском мире. Можно говорить о типе таких людей, сформировавшемся еще в СССР. Это тип специалиста, подчас достаточно образованного, не обладающего, однако, не только стандартами культурного миропонимания, но и элементарным здравым смыслом. Второй такой, вроде Панарина, человек в сегодняшней России — Александр Дугин, самозванный евразиец, считающий себя геополитиком. Я много о нем говорил в своих программах, толкуя его как курьез и природного маргинала, но оказалось, что он сейчас занимает какую-то вполне официальную должность при нынешних властях, — так что дело отнюдь не ограничилось издававшимся им когда-то журналом «Милый ангел» с портретом Проханова в одних трусах.

Об одном если не таком, то в чем-то схожем человеке однажды написал в мемуарных набросках покойный Е.Г.Эткинд. Он вспоминал своего учителя академика А.А.Смирнова, у которого учился мастерству переводов с французского. После войны Смирнов не мог уже работать в полную меру, и ему потребовался секретарь. Он предложил эту работу Эткинду, но тот отказался, потому что и сам был очень загружен, но он нашел Смирнову секретаря из своих бывших студентов — Юрия Борисовича Корнеева. Тот потряс Эткинда на экзамене: простоватый с виду парнишка в выцветшей солдатской гимнастерке на экзамене по французской литературе взял билет и спросил: Разрешите говорить без подготовки? — Пожалуйста. — Разрешите говорить по-французски? И вчерашний солдат произнес великолепный монолог о поэзии Ронсара на чистейшем французском языке.

— Где вы так научились французскому? — спросил у него после экзамена Эткинд. — В специальной школе при Комитете государственной безопасности, — ответил Корнеев, не моргнув глазом.

Корнеев сделал большую карьеру, исполнил массу высококачественных переводов с нескольких языков, но при этом был и оставался типичным совком — был, например, секретарем парторганизации ленинградского отделения союза советских писателей. Он и партийному начальству нравился за мужиковатость, и иностранцам импонировал своими языковыми познаниями.

Е.Г.Эткинд сравнивает двух представителей творческой интеллигенции — досоветской и советской — и разницу между Смирновым и Корнеевым определяет словами: первый был рыцарь культуры, второй — ее конквистадор. Смирнов уважал Корнеева и был удовлетворен его работой, но в разговорах с Эткиндом называл его «Ваш эсэсовец».