Борис Парамонов на радио "Свобода" -2010

Борис Парамонов: Жан Жене – мощный писатель. ''Богоматерь цветов'' – великая книга. Жене похож сразу на Селина и Пруста. Его стиль завораживает и – признак всякой великой литературы – выводит за пределы тематики, поднимается над грубым, грязным, подчас невыносимым содержанием изображаемого. ''Богоматерь цветов'' на видимом, содержательном, фабульном уровне – книга из быта гомосексуальных проституток, но читатель (если он по-настоящему ценит и понимает литературу) забывает об этих реалиях где-то странице к тридцатой. Книга, описывающая такой экзотический, фантастический быт, очень скоро выводит за рамки какого-либо быта, уводит за пределы реальности вообще. Она приобретает символический характер, смысл и измерение. Такое можно наблюдать в пьесах Ибсена: на сцене – ординарный быт скандинавских провинциальных буржуа, но в перипетиях этого быта открываются метафизические высоты. Скажем, в пьесе ''Росмерсхолм'' речь на поверхности идет о том, как девица втерлась в дом пастора и сжила со света его жену, чтоб занять ее место, – а в действительности рассказывается история Христа и Магдалины. То же самое у Достоевского: персонажи и обстоятельства нарочито заземлены, вполне, подчас гротескно ''реалистичны'', а в глубине Бог с дьяволом борется. Я настаиваю: Жана Жене можно и нужно брать вне его скандальной тематики, он поднимается над ней и поднимает читателя.

Но в любом разговоре о Жене не обойти как бы главного: его гомосексуализма. И вот тут обнаруживается его радикальное новаторство. Писателей-гомосексуалистов сколько угодно было и до него. Но гомосексуализм не был у них непосредственно трактуемой темой. Возьмем хотя бы Тенесси Уильямса. В его пьесах непременный персонаж – слабая, безвольная женщина, становящаяся игрушкой в руках других: Бланш Дюбуа из ''Трамвая Желания'' хотя бы, но и в других, во всех пьесах Уильямса есть такой персонаж. И мы догадываемся, что это – маска автора. Тогда Стенли Ковальский из того же ''Трамвая'' оказывается демонизированным образом мужчины в сознании гомосексуалиста. Обо всем это можно догадаться, но нигде ничего не говорится прямо – и в этом искусство автора. Гомосексуализм дан не как тема, а как метафора. То же самое можно сказать о Трумене Капоте, да и о многих других. В век психоанализа трудно не различить лица за маской. Человек, читавший Фрейда, легко поймет, к примеру, что лермонтовский Печорин – гомосексуалист, как и его автор. Повторяю: искусство до сих пор – до Жене – в том состояло, чтобы эту тему подать замаскированной в системе художественных метафор.

Недавно я читал одну американскую статью, где был придуман термин ''гоминтерн'': автор статьи писал об авторах-гомосексуалистах сороковых-пятидесятых годов и сожалел о том, что они не могли в то время сказаться прямо. Помню, я посмеялся над той статьей: а зачем в искусстве говорить прямо? Оно сплошное иносказание, метафора, искусству противопоказано прямоговорение. Гомосексуалист, говорящий без маскировки о своих проблемах, создаст документ, а не художественный текст. И вот, прочитав ''Богоматерь цветов'', я увидел, что возможен и такой вариант, когда прямоговорение не мешает эстетическому эффекту. Но эта тематическая открытость у Жене тоже своего рода уловка. Он ведь не о гомосексуализме говорит и не о быте и нравах гомосексуальных проституток – а об условиях человеческого существования, о судьбе человека в мире. Его персонажи – обобщенные лики человечества. Это что-то вроде библейской Книги Иова. У него, в его искусстве происходит не метафорическая маскировка материала, а религиозное его углубление. Способность к такому – свойство великих писателей. Жан Жене – великий писатель.

Он не поднимает, а трансформирует тему гомосексуализма. Сам гомосексуализм становится некоей маской, если угодно метафорой. Вспомним, что герои ''Богоматери цветов'' не просто гомосексуалисты, а преступники: воры, предатели, даже убийцы. Сам Нотр Дам де Флёр – убийца, почему и назван роман его именем, хотя это персонаж скорее эпизодический. Жене показывает, что гомосексуализм – это не просто вариант сексуальной практики и не юридическая, скажем, проблема, а нечто большее. Прекращение легального преследования гомосексуализма – условие необходимое, но не достаточное для понимания этой проблемы. Это проблема не юридическая, даже не культурная, а метафизическая. Жене именно так ее ставит. У него гомосексуализм – это вызов, бросаемый человеку Богом, на что человек отвечает бунтом. Тут и начинается у него тяжба человека с Богом – тема Достоевского, подхваченная Жаном Жене с не меньшей остротой.