Борис Слуцкий

Та железная палка, что Пушкин носил,
Чтобы прибыло сил;
Та пудовая трость,
Чтобы — если пришлось —
Хоть ударь,
Хоть толкни,
Хоть отбрось!
Где она
И в который попала музей?
Крепко ль замкнута та кладовая?
Я хотел бы ту трость разломать для друзей,
Хоть по грамму её раздавая.

Потом Станиславу Лесневскому понадобился «Голос друга» Слуцкого, и этот текст был отправлен мной по мейлу в издательство «Прогресс-Плеяда» на том же бульваре. Прямо напротив издательского крыльца стоит патриархальный дуб, по легенде посаженный Пушкиным.

Всё закольцевалось. Я не смог не написать книги о Слуцком.

У Цветаевой в дневнике нашёлся моностих, не выросший в многострочное стихотворение: «Твоя неласковая ласточка». Этого оказалось достаточно — ей. Слуцкому, вряд ли знавшему этот стих, — недостачно. Он пишет:

Я слышу звон и точно знаю, где он,
и пусть меня романтик извинит:
не колокол, не ангел и не демон,
цепная ласточка железами звенит.

Цепная ласточка, а цепь стальная,

из мелких звеньев, тонких, но стальных,
и то, что не порвать их, — точно знаю.
Я точно знаю —
не сорваться с них.

А синева, а вся голубизна!

О, как сиятельна её темница!
Но у сияния свои границы:
летишь, крылом упрёшься,
и — стена.

Цепной, но ласточке, нет, всё-таки цепной,

хоть трижды ласточке, хоть трижды птице,
ей до смерти приходится ютиться
здесь,
в сфере притяжения земной.

(«Цепная ласточка»)

СУРОВЫЙ СТИЛЬ

Замечено давно: «Что-то торжественно-слащавое и жеманное точно прилипло к русскому стиху» (И. Анненский, «Бальмонт-лирик», 1904).

Стих Слуцкого с самого начала сторонился накатанной дороги расхожей мелодичности и песенности вообще. Он не пел, но говорил. Не декламировал, не ораторствовал, но говорил. Времена патетики миновали. Война начиналась с поражений.

Невозможно представить поющего Слуцкого.

Певучего Слуцкого нет.

Здесь стоит прочесть воспоминания Галины Аграновской, жены многогранного литератора и по совместительству барда Анатолия Аграновского: