Читаем Борис Слуцкий полностью

Борис Слуцкий

Ещё скребут по сердцу «мессера»,ещёвот здесьбезумствуют стрелки,ещё в ушах работает «ура»,русское «ура-рарара-рарара!» —на двадцатьслоговстроки.Здесьставший клубомбывший сельский храм,лежимпод диаграммами труда,но прелым богом пахнет по углам —попа бы деревенского сюда!Крепка анафема, хоть вера не тверда.Попишку бы ледащего сюда!Какие фрески светятся в углу!Здесь рай поёт!Здесьадревмяревёт!На глиняном нетоплёном полуТомится пленный,раненный в живот.Под фресками в нетоплёном углуЛежит подбитый унтер на полу.Напротив,на приземистом топчане,Кончается молоденький комбат.На гимнастёрке ордена горят.Он. Нарушает. Молчанье.Кричит!(Шёпотом — как мёртвые кричат).Он требует, как офицер, как русский,Как человек, чтоб в этот крайний часЗелёный,рыжий,ржавыйунтер прусскийНе помирал меж нас!Он гладит, гладит, гладит ордена, Оглаживает,гладит гимнастёркуИ плачет,плачет,плачетгорько,что эта просьба не соблюдена.А в двух шагах, в нетоплёном углу,лежит подбитый унтер на полу.И санитар его, покорного,уносит прочь, в какой-то дальний зал,Чтобы онсвоею смертью чёрнойКомбата светлой смертине смущал.И снова ниспадает тишина.И новобранцанаставляютвоины:— Так вот оно,какаяздесьвойна!Тебе, видать,не нравитсяона —попробуйперевоеватьпо-своему!

Да, всё это происходит в храме.

В 1956-м, 28 июля, на страницах «Литературки» в статье о Слуцком Илья Эренбург прогнозировал «новый подъём поэзии» (прогноз оправдался), особо отметил «едкую и своеобразную прозу» Слуцкого, был поражён стихами, вставленными в текст «как образцы анонимного солдатского творчества», — Слуцкий продолжал игру в «стихи товарища». Но прозу он запрятать уже не мог, показывал её близким людям без надежды на публикацию и, словно бы пряча её в дружеских закромах, «забывал» о ней (случай с Л. Лазаревым).

Константин Ваншенкин сообщает: «Когда-то <...> он сказал мне, что сразу после Победы запёрся на две недели и записал свою войну в прозе. “Пусть будет”...».

Пусть будет.

Проза Слуцкого.

Вот первый абзац этой прозы: «То было время, когда тысячи и тысячи людей, волею случая приставленных к сложным и отдалённым от врага формам борьбы, испытали внезапное желание: лечь с пулемётом за кустом, какой поплоше и помокрее, дождаться, пока станет видно в прорезь прицела — простым глазом и близоруким глазом. И бить, бить, бить в морось, придвигающуюся топоча».

Таким образом, произошёл казус Слуцкого: поэт начал с прозы. Конечно, были довоенные стихи. Но он, видимо, и сам считал их ученическими.

Итак, он разгонялся на прозе. На прозе как таковой. То, что Ходасевич назвал «прозой в жизни и стихах», — другое. У Межирова была книга «Проза в стихах»: так уточняется и выделяется само понятие. Где-то рядом пушкинское — «роман в стихах», некий жанровый перевёртыш. Оба эти определения взаимно оксюморонны и несут разную семантику. К слову, Пушкин — это общеизвестно, но поразительно — писал прозаические черновики стихотворений. Иногда. Вот вам и моцартианство...

В «Записках» Слуцкий воплощал прежде всего «прозу в жизни». Надо было освободиться от войны, от «прозы в жизни». Гремели фанфары Победы. Прекрасно помня реакцию того же Будённого на «Конармию» — полководец возмутился художественными вольностями Бабеля, — Слуцкий заговорил поперёк непереносимому грохоту.

Перейти на страницу: