Маму он лечил в Москве. Она умерла 2 ноября 1974 года. Похоронили её в Харькове.
А ведь они с матерью переписывались. В отличие от сына-поэта Александра Абрамовна к переписке относилась трепетно: пока из времени не выпала, педантично проставляла даты и на любую весточку отвечала незамедлительно. Главная её мысль была, конечно же, мысль семейная. Она любила повторять: «Мама есть мама». В последние годы, потеряв мужа, даже гостя у детей, со всеми ними вела подробную переписку. Знала, что старшего сына её письма редко застают дома. Если роптала, то глухо.
Письма её — по-своему счастливой матери, вырастившей и сохранившей троих детей в нелёгкие времена, — тем не менее драматичны от первой дошедшей до наших дней открытки до последнего клочка выцветшей бумаги, вкривь и вкось исцарапанного карандашом. То письмо кончается словами «Целую вас мама пишите до востребования Харьков ул. Анри Барбюса д. 7-й кв. 54». Она живёт у дочки, это называется почему-то «до востребования». В таких случаях пишут: «Мне».
Двадцать третьего июля 1961 года в Москву была отправлена открытка из Харькова. Александра Абрамовна окликает неуловимого сына: «Как вы, мои дорогие, поживаете — отдохнули как следует? Думаю, что вы уже дома?» И радостно сообщает, что Муру (дочь) и обеих внучек они с отцом проводили в Сочи. На следующий день его свалил инфаркт. Отцу станет лучше только в сентябре. На столе у Бориса Абрамовича растёт стопка одинаковых серых почтовых карточек. Их будет ровно дюжина. Отражение материнских страхов, подавленной паники, бдений у постели больного отца. «У папы болезнь протекает нормально — делаю всё для него, чтобы его поднять». Мама мобилизовала некоего доцента Каценельсона. Он назначает лечение и следит за ходом болезни. Письма летят в Москву, Сочи и Тулу...
Приходит поддержка. 31 июля Александра Абрамовна пишет[34]
: «Очень тронуты дорогие дети вашим большим вниманием — спасибо спасибо дорогие дети <...> Я вся занята папой и уход у него замечательный — кормлю его очень осторожно, делаю всё, что говорит доцент». Дети — в поле её зрения. Только это и придаёт ей силы. Переписка не ослабевает. Приходят посылки с фруктами из Сочи и из Москвы. Она свято верит в целебную силу фруктов и фруктовых соков (посылки доходят не всегда удачно, фрукты портятся, но важен сам факт). Присылаются лекарства. Отец уже ворочается с боку на бок (надо переворачивать каждые полтора часа). Доцент уже отменил один укол...В сентябре опасность миновала. Отец выздоравливает. Сын-поэт опять вне зоны досягаемости.
6/11-63 г
Дорогой мой сыночек!
Как твоё здоровье? Вчера получили твоё письмо и были бесконечно рады ему. Очень рады за Танюшу, что она поехала в Польшу. Когда вернётся — напишите нам. Теперь относительно того, что тебя ругают в Лит. газете. Я когда прочла статью обозревателя Ю. Жукова за 30 марта — мне стало как-то не по себе — как-то он подчеркнул такие слова: в сб., выпущенном в Лондоне, включён подбор авторов и включил тебя и Винокурова — наряду с Евтушенко и другими. Но когда в следующей газете Лит. — читала Долматовского, успокоилась, т. к. он хорошо разъяснил — что на Западе давно переводят наших поэтов и писателей. Ругают сыночек не только тебя — но и Твардовского и Суркова так что как ты пишешь что это в Вашей среде обычное явление — мы так и будем на это реагировать. У нас всё благополучно. Мы все здоровы. Погоды у нас тоже февральские — снег без конца идёт — полная зима.
Спасибо тебе сыночек за привет от детей — они наверное приехали в Москву купить что-нибудь. Я на днях дала им поздравительную телеграмму 4 апреля их годовщина, а 8 апреля Фимочкин день рождения. Ну, новостей пока нет никаких. Ждём от вас дорогих детей хороших весточек. Крепко-крепко тебя целуем.