Научно-художественные книги Житкова дают читателю подлинные научные знания и при этом «весело, с музыкой». В чем же их задор, в чем «интрига»? Какими средствами делает Житков трудное не только понятным, но и легко усваиваемым?
Разговор с читателем на разнообразные технические темы Борис Житков начал в 1924 году на страницах альманаха «Воробей», скоро превращенного в журнал «Новый Робинзон». Тут, в отделах, называвшихся «Как люди работают», «Мастеровой» и «Бродячий фотограф», он рассказал о работах на Монетном дворе, и о том, как устроен водопровод, и о парусном судне «Товарищ», и о труде пожарных, и о плотниках, и о литейщиках. К тысячам маленьких читателей Житков обратился не как к ученикам, молчаливо и покорно слушающим поучения преподавателя, а как к собеседникам и соучастникам в исследовании, обратился с той же непринужденностью, с какой когда-то, еще студентом, объяснял в письме своему маленькому племяннику теорию сопротивления материалов, предлагая ему подумать обо всем рассказанном и «посоветоваться с Ленькой».
Технические очерки Житкова были очерками-беседами; Житков предлагал своему читателю подумать над тем или другим вопросом вместе с ним, с автором, и, уж конечно, «вместе с Ленькой». Вот он рассказывает о работе пожарных, о машинах, о технике тушения пожара. И вдруг взволнованным голосом прерывает свои сообщения:
«Но как быть всегда готовым, как быть готовым и людей в пожаре спасти и самому увернуться от огня, как быть уверенным, что на любую высоту всегда от окна к окну вскарабкаешься по лестнице-штурмовке, небольшой лесенке с зазубренным крюком на конце?» Это вопрос, вытекающий из всего предыдущего изложения, — вытекающий не только логически, но и эмоционально и поставленный там, где он, без сомнения, возникнет и у самого читателя. «Можно и о своем, конечно, говорить так, что с третьего слова сделать собеседника — участником», — писал Житков однажды дочери. Так, сделав читателя собеседником, он и_ говорил с ним о технике, об электричестве, о труде мастеровых и пожарных. Достигалось это «соучастничество» непринужденностью тона, точным представлением о том, что известно читателю, а что еще нет, и умением метко сравнить сложное, малоизвестное, малопонятное с совершенно известным, привычным. Рассказывает он, например, в книге о Волховстрое («Река в упряжке»), что такое турбина:
«Подумали люди про водяную мельницу: вертится же она без всяких дров и без угля. Падает вода с плотины, попадает на колесо, колесо вертится, и от колеса вся мельница работает.
Потом люди решили, что мельничное колесо плохо работает: много воды зря проливается, а что лучше всего устроить так: всю воду, чтоб она не растекалась, провести в трубку. Пусть она по трубке падает вниз. А внутри трубки по дороге поставили вертушку. Вот вроде той, что ставят в окне в вентиляторе. Ветер дует, и она вертится. А тут не ветром, а водой дует.
Ну ладно, как будто все готово. Реку запрудили — перегородили толстым забором — плотиной. Вода добежала до плотины — дальше некуда. А течением все несет да несет новую воду. Вот как если бы люди шли по дороге, спешили бы — и вдруг на дороге застава. У заставы толпа собралась бы, а сзади всё новые и новые напирают. Открыть теперь в заставе калиточку — то-то народ попрет. Попрет, конечно, и вода. Только не в калиточку, а в трубу. А в трубе вертушка — турбина. Никак ее не обойти. Поневоле придется воде ворочать турбину, чтобы пробраться дальше».
Так сложные понятия — турбина, плотина — путем сравнений сведены к простым и привычным — вертушке, забору, калиточке.
Технические книги Житкова легко усваиваются из-за присущей им естественности разговорных интонаций. Он не вещает с кафедры, не отпугивает читателя «умственностью». Он разговаривает с ним запросто, по-товарищески: «Чего, казалось бы, проще?» или «Гляди, электричество в хорошую копеечку может влететь».