Читаем Борис Житков полностью

Занимательность нового, созданного советской литературой жанра научно-художественной книги основана отнюдь не на беллетристических отступлениях. В 1935 году в одной из своих статей С. Я. Маршак, характеризуя «ремесленников научно-популярного цеха», насмешливо писал о них: «Они мало верили в занимательность самой науки. Для того чтобы сделать свой предмет занимательным, они придумывали всевозможные аттракционы. Через каждые пять или шесть страниц читателям обычно предлагался отдых от науки в прохладном беллетристическом оазисе». «Конечно, ребенок требует от книги занимательности, но занимательность должна быть достигнута не посторонними средствами, не развлекательными интермедиями, а самой сущностью книги…» И, потребовав от научной книги для детей темперамента, живой, свободной речи, провозгласив, что она подчинена тем же законам, что и всякое произведение искусства, что ценность ее следует мерить степенью идейной высоты, литературного вкуса, искренности, С. Я. Маршак в конце статьи спрашивал:

«Есть ли у нас уже такая литература?» — и отвечал: «Она создается на наших глазах. Книги Житкова, Ильина, Паустовского, Бианки, Н. Григорьева и других дают нам право надеяться, что научно-популярная литература уступит наконец место литературе научно-художественной».

Житков, один из создателей нового жанра, не сразу овладел им: в своих ранних книгах — «Черные паруса», «Паровозы» — он, как бы не доверяя интересности самой истории техники, «для интереса» призывал на помощь беллетристику. Но скоро в научно-художественной книге он начисто от нее отказался. Сюжетом, «интригой» научно-художественных книг Житкова, придававших им занимательность и «задор», стал, если воспользоваться определением Горького, «самый процесс исследовательской работы».

В 1936 году в статье «О „производственной“ книге» Житков рассказывал:

«Я знаю по опыту, с каким напряжением слушают ребята школьного возраста спор двух научных теорий, с каким жаром передают товарищам, до чего дошла тонкость исследования. И именно перипетии научной мысли, провалы и удачи гениальных исследований — вот что должно драматизировать „производственную“ книгу». Примечательно, что эта мысль впервые была высказана Львом Толстым. «Голые результаты знания — это хуже Иверской и мощей», — писал Толстой. «Главное… науку передать научно, то есть весь ход мыслей при исследовании какого-нибудь предмета».

Житков зло смеялся над критиками, которые, желая похвалить научную или техническую книжку, прибегали к сакраментальной формуле: «живым языком, в доступной детям форме, автор сообщает молодому читателю ряд…» Это неверно, что научно-художественные книги Житкова всего только «доступны», нет, они увлекательны!

Переходя от беллетристического рассказа к научному объяснению, Житков вместе с тем полностью сохраняет эмоциональную напряженность, выразительность языка, темперамент, то есть все те качества повествования, которые и делают произведение художественным. Вот почему его научные книги, в отличие от научно-популярных, мы называем научно-художественными. Беллетристика не единственный жанр, имеющий право на высокое звание художественного; научные книги Житкова — одно из убедительных тому доказательств.

Увлекательность научно-художественных книг Житкова достигается тем, что «нить главной мысли», по собственному его определению, «пронзает материал» и так туго натянута им, что читатель следует за нею с не меньшей неуклонностью, чем за нитью событий в любом приключенческом романе. Содержание же научно-художественных книг Житкова имеет глубоко педагогический смысл.

«Если вы берете своей темой даже просто технический вопрос, важный в современной индустрии», — пишет Житков в статье «О „производственной“ книге», — то надо «осветить этой техникой путь хотя бы в другую эпоху… И если вы пишете по поводу изобретения, пусть самого узкого, прикладного, очень сегодняшнего, — покажите его место в истории техники, а технику — как вехи в истории человечества… Дайте ему наметку этого пути, покажите ему положение этой детальки в мировой борьбе — и он с волнением будет глядеть на это пустяковое, может быть, приспособление, как на обломок штыка, принесенный с битвы».

Технические и научные книги Житкова «освещают путь в другую эпоху», повествуют о великой борьбе. Вот почему они так горячо любимы детьми. Дети, требующие от книги беллетристической объяснения «самого главного», того, «что такое хорошо и что такое плохо», от книги об электрическом звонке или радиорепродукторе тоже требуют «главного»: рассказа о путях и судьбах науки, о судьбах познания, о том, как наука переделывает мир.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза