Борька, я и невидимка

—  Владимир Иванович, — сказал Борька, — но ведь мы же сами станки сделать не можем.

—  Верно. Зато многое другое можете.

—  Что — другое?

—  Подумайте сами. Ладно? Даю вам неделю сроку. Вы же большие. Вместе подумайте. Не может быть, чтобы сорок пионеров с таким пустяком не справились. Ведь это же пустяк!

—  Ничего себе пустяк, — сказал я. — Вы, наверно, чего-то про этих шефов знаете.

—  Может, и знаю, — сказал Владимир Иванович. — Но вы все же подумайте. Сами.

После уроков, мы остались и думали часа два, но в тот день ничего не придумали.

Про кошку и мышку

Утром я сказал Зинаиде:

—  А нам вчера два станка привезли.

—  Ну и хорошо, — ответила Зинаида. Она одной рукой держала ложку, а другой листала учебник.

—  Их только из-за угла включать, — сказал я.

—  Ага, — отозвалась Зинаида.

—  Ты лучше не агакай, ты лучше придумай, чего делать.

—  Что делать?

—  Чтобы нам их на хорошие обменяли.

Зинаида перевернула страницу и ничего не ответила. Мне надоело, что она не слушает. Сама же всегда говорит, чтобы я советовался со старшими. А я даже не советовался, очень нужно мне с ней советоваться. Я просто спросил. Потому что сам ничего придумать не мог.

—  Я, может, тебя первый раз в жизни спросил. И последний. Это ты учти, — сказал я.

—  Отстань, Костя. У меня экзамены на носу.

Я говорю:

—  Покажи нос. Никаких экзаменов на нем нет. Очки есть, а экзаменов нет.

—  Господи! — простонала Зинаида. — Когда же мама приедет?

Я говорю:

—  Правильно. Вот мама приедет, я ей все расскажу: что ты мне ни разу посоветовать не хотела и что ты за едой читаешь…

Зинаида уставилась в книжку, а на меня даже не смотрит.

—  От этого еда плохо переваривается, — сказал я. — Ведь ты же сама говорила, что плохо.

А Зинаида на меня внимания не обращает.

—  К экзаменам надо готовиться в течение всего года, а не в последний день. Ты же сама говорила…

Зинаида молчит.

—  И не горбись за столом. Будешь ходить с искривленным позвоночником.

В общем, я повторил Зинаиде все, что она мне раньше говорила.

Она всегда меня учит, как что делать. А Зинаида молчала. Это она решила от меня отмолчаться. Она знает, что мне неинтересно, если не отвечают.

Тогда я сказал:

—  Все равно будешь со мной разговаривать.

А Зинаида — ни слова.

Я надел пальто и говорю:

—  У меня вот уроки не выучены, а я гулять пойду.

А Зинаида даже не оборачивается.

Тогда я спустился по лестнице и снизу позвонил из автомата.

—  Алло!

—  Алло! Я слушаю, — ответила Зинаида.

—  Это Костя, — сказал я. — Видишь, вот ты со мной и разговариваешь.

В трубке сразу запищали короткие гудки. Но это уже не важно. Все-таки она сказала мне три слова: «Алло», «я» и «слушаю». Вот, наверное, сейчас злится. Зато в другой раз будет разговаривать. Я ведь ее по делу хотел спросить. А про уроки я нарочно сказал. Я их еще вчера выучил.

Только я вышел на улицу, как около кино увидел Борьку. Он стоял в очереди у телефона. Зачем ему из будки звонить? У нас же в парадной есть автомат. Я хотел подойти и спросить. Но потом я подумал, что спрашивать неинтересно. Борька сразу скажет. Он всегда отвечает, если его спрашивают. Лучше я сам узнаю. Так, чтоб он не заметил.

Я подождал, пока Борька войдет в будку, и незаметно подкрался. Сквозь стекло было плохо слышно. У меня даже в ушах закололо — так я старался расслышать.

—  Алло! Это редакция газеты? — спросил Борька.

Тут Борька повернулся, и я еле успел отскочить. Больше я ничего не услышал.

А когда Борька вышел из будки, я заметил, что на другом углу его ждет Вика. Они поговорили немного и вместе пошли к Фонтанке.

Борька всегда с Викой ходит. Даже со мной меньше ходит, чем с Викой, хоть мы и живем на одной лестнице. Вместе мы редко бываем. И все из-за Вики. Староста несчастная! Невеста без места! Я ей даже сказал один раз:

—  Данилова, ты что, Борькина невеста? Чего ты за ним бегаешь?

—  А ты болтун, — ответила Вика, — поэтому с тобой никто из девочек дружить не хочет.

—  Со мной? — сказал я Вике. — Со мной хоть тысяча девчонок дружить будут. Я, может, сам не хочу. Захочу — так будут.

—  Захоти!

Рядом стояла Мила Орловская. Я ее спросил:

—  Мила, будешь со мной дружить?

Мила покраснела и ничего не ответила.

Тогда я сказал Вике:

—  Пожалуйста! Видишь — молчит. Молчание — знак согласия.

После уроков Мила подошла ко мне и шепотом сказала, что она будет дружить, только чтобы никто не знал.

—  Почему это ты шепчешь? — спросил я.

—  Чтобы не услышали, — прошептала Мила.

—  А почему «чтобы никто не знал»?

—  Так интереснее, — прошептала Мила.

—  Кому это интереснее? — сказал я. — Вот еще! Что я, с тобой буду шепотом дружить? Да я и не собирался с тобой дружить. Это я нарочно спросил. С тобой дружить — ты еще в газету напишешь.

Мила обиделась и назвала меня грубияном. А сама правда в газету писала. Она написала: «Дорогая редакция! У нас в классе все интересуются, можно ли дружить мальчику и девочке. Ответьте, пожалуйста». Ну чего тут ей отвечать? Ей что, от редакции специальное разрешение нужно? А если ей ответят «нельзя», так она дружить не будет, что ли?