Дни становились короче, работы становилось всё меньше и меньше - летний урожай был уже почти весь снят, почти все запасы на зиму были уже сделаны.
Закрутились уже все закрутки, ягоды и плоды тоже были собраны, и варенье из них уже давно было сварено и расфасовано по банкам.
Картошка с морковкой и свёклой ушли в подполье на зиму, вязанки лука и чеснока были просушены и развешаны.
Пришёл и срок для шинкования капусты, и её квашения в чанах и бочках.
Хозяйственные нужды требовали массу времени, и время это тянулось, и ход его затягивался до бесконечности. Время ползло - медленно-медленно-медленно, мучительно, а не летело стремительно, как одно мгновение между закатом и рассветом.
Но все хлопоты по хозяйству неизбежно заканчивались. И новый деятельный муж Василисы принужден был искать занятие, а занятий не оставалось уже никаких.
И взор его неизбежно останавливался на клетке с Борькой. И останавливался не зазря.
Борька за прошедшее лето, да за осень, похорошел, потолстел - уже до пределов возможного. Кабанья морда его лоснилась, щетина на шкуре стала упругой, жесткой, иглами взметалась на загривке.
Задние ноги его разрывали землю (в те редкие моменты, когда Борьку отпускали на прогулку на цепи по двору) так энергично, что гигантские комья земли гроздьями разлетались в разные стороны двора, достигая самых отдалённых его уголков.
Да и сами эти ноги уже стали предметом прикладного интереса Михаила (нового Василисиного мужа). Он часто наблюдал за Борькой, когда тот расхаживал по двору на цепи, разрывая кучи мусора, аккуратно разложенные им же (Михаилом) по всем углам - а мусора было много.
Может быть потому, а скорее по совокупности фактов, новый муж обратился к Василисе с таким вот предложением на исходе осени:
- Кабанчик-то забурел. Да-а-а... Хорош, даже и сказать нечего. И всё-таки думаю я о нём, думаю.... и вот что надумал, наконец.
Тут Михаил посерьёзнел, придвинулся к Василисе поближе и взял её за руку:
- Надо решать с кабаном всё-таки что-то. Пусть и был он твоим мужем, человеком то есть - но он превратился в зверя... И ты ведь всё для него уже сделала! Ты и отмолить его пыталась, и условия для его возвращения создавала - но он не вернулся.
Что дальше-то делать? Оставить его - чтобы он в клетке сидел, по двору на цепи слонялся, да корма переводил? Или в лес его отпустить - на холод, на съедение диким зверям - волкам да медведям?
Не годится ни то и не другое - и держать мы его не сможем, и на погибель выпускать тоже не надо бы. И моё предложение такое - НАДО САМИМ С КАБАНОМ ДЕЛО ЗАКОНЧИТЬ!
Ведь подумай сама, Василиса, ведь это выход и для него и для нас - почти единственно доступный. Я возьмусь за дело, Я кабанчика заколю! Быстро без мучений и без страданий.
И умрёт ведь он у тебя на руках.
Ты не смотри, как я это делать буду - войдёшь потом, когда всё будет уже сделано, и он тихо заснёт у тебя на руках - и это будет покой и счастье для него...
Ну а если уж на то пошло - сделаем мы из него отличный ОКОРОК!!! К рождественскому столу, к Новому году. И всю деревню накормим - они же здесь отродясь такого не видали!
И такой выход - очень хороший!
Люди будут долго и с благодарностью Борьку твоего вспоминать. Все мы будем.
Когда будут говорить о нём, то скажут, что он жизнь свою многострадальную принес в жертву ради нашего общего блага. Ради того, чтобы каждый из нас почувствовал, как коротка и хрупка жизнь, и только принеся в жертву жизнь одного из нас, мы сможем спасти жизни других.
(Ну, достанем ещё бабкиного самогона, из старых запасов, да выпьем немного - помянем его как следует).
И вот это дорогого стоит - такая память. Не каждого ведь из нас таким запомнят.
А может быть, его не раз и не два помянут, и долго еще память о нём хранить будут!!!
И правильно - наверное, нужно будет долго нам про него помнить...
Вот какое у меня предложение! (Михаил прослезился, и вытер слезу рукавом)
Василиса слушала-слушала, и всё медлила даже не с ответом, а с подтверждением того, что она вообще услышала всё сказанное и как-то его восприняла. Даже вымолвить что-то было невозможно - столько мыслей разбегалось в её голове, и столько чувств вдруг всколыхнулось в ней от этой речи.
И, конечно, первая же её мысль была:
- А кого же он резать собрался - мужа моего бывшего? Да это что же творится, среди бела дня мне это предлагают, и я слушаю? Возможно ли такое вообще? Стыдоба, да и только!
И пусть совести нет у предлагающего мне такое, но у меня то она есть! И должна ли я хотя бы уже выслушивать подобные предложения! Ведь он же мужем моим был, Борисом - так ведь?!? Близким мне человеком, с которым жила, с которым спала.
Но со временем напор её совести ослабел, и уже не был так силён, как в начале. Ведь Борька теперь и вовсе не был её мужем - ведь не за этого же щетинистого хряка она выходила!
И она вроде бы никому и не давала обещания обхаживать этого чавкающего над корытом монстра.