Борнвилл

* * *

Утром 1 сентября 1997 года Мартин заспался в квартире у брата и проснулся в девять от все еще непривычного звонка своего мобильного телефона. Звонила секретарша Пола Тракаллея.

– Я знаю, что у вас с ним завтра после обеда встреча в Брюсселе, – сказала она. – Но он отменил поездку. Собирается всю неделю провести в Лондоне. Можем перенести?

Мартин пояснил, что садится на “Евростар” в два тридцать и пробудет в Брюсселе почти всю неделю.

– Он может втиснуть вас сегодня утром, – сказала женщина. – Удастся выделить вам тридцать минут в полдень, подойдет?

Лучше, чем ничего, подумал Мартин и через три часа уже стоял возле дома номер один по Парламент-стрит в Вестминстере, где у Пола, как и у многих других участников громадного притока новых парламентариев-лейбористов, последовавшего за разгромной победой на майских выборах[84], была приемная. Мартина впустили по звонку домофона и препроводили на третий этаж в комнатку почти без окон – ее Пол, судя по всему, делил с двумя другими членами парламента, которые, к счастью, сегодня не явились. Место выглядело суматошным: три стола втиснуты в крошечное пространство, на каждом громоздятся бумаги. Посередине своего стола Полу Тракаллею удалось как-то пристроить неуклюжий ноутбук “Тосиба”, на котором, когда появился Мартин, Пол ожесточенно печатал.

– Как оно там? – спросил он, вставая пожать посетителю руку.

Мартин на миг задумался, пытаясь уразуметь охват вопроса, и ответил:

– О, там… довольно тепло. Не так солнечно, как на южном побережье, где я был вчера, но все же…

– Не погода, – прервал его Пол. – Как там атмосфера? Велики ли толпы?

– Ну да, народу в метро больше обычного, кажется, – сказал Мартин. – Многие с цветами. Не очень понимаю почему. Что-то в связи с Дианой, наверное?

Пол уставился на него, словно пытаясь прикинуть, возможно ли, что Мартин говорит это всерьез.

– Конечно же, поэтому, – произнес Пол. – Эта неделя будет… ну, поразительная. Мы увидим такое, чего никогда не видали в этой стране. Вы вчера смотрели выступление Тони по телевизору? Невероятный он был, а? “Народная принцесса”. Чеканно. – Он уселся за стол, глянул на монитор ноутбука и добавил, обращаясь отчасти к себе самому: – Ну как с таким тягаться?

Казалось, он отвлекся на слова, которые печатал. Мартин уселся напротив – не то чтобы его пригласили сесть – и стал наблюдать за тем, как мечется по экрану взгляд Пола. Выглядел он очень молодо, хотя вряд ли был моложе Мартина больше чем лет на шесть-семь. Щеки бледные и гладкие, словно он еще не начал бриться, а в том, как Пол хмурился, была сосредоточенность едва ли не детская. Мартин ни с того ни с сего вдруг спросил:

– Вы, кстати, знали, что мы с вами родственники?

Пол посмотрел на него.

– А?

– Мы с вами. Мы родственники. Троюродные братья на самом деле.

– Правда? Вы уверены?

– Вполне уверен. У нас с вами общий прадед. Карл Шмидт. Он был немцем. Наши бабушки были сестрами.

– Не могу утверждать, что много чего знаю из семейной истории, – сказал Пол. – Слишком часто мы в этой стране смотрим в прошлое, зациклены на прошлом, вот в чем источник всех наших бед. Новые лейбористы этой ошибки не совершат. Тони смотрит в будущее.

– Ну, я-то обеими руками “за”, – сказал Мартин. Попытка наладить семейные отношения, похоже, провалилась. С какой еще стороны подойти, он толком не понимал. – Какая жалость, что вам пришлось отменить поездку в Брюссель, – сказал он за неимением лучшей темы.

– Как же тут не отменить? Выбора не было. В такую неделю страну оставлять попросту нельзя.

– Что вы надеялись успеть, пока там?

– Просто хотел прочувствовать… понимаете, происходит ли в Европе сейчас такое, что повлияет на моих избирателей. Поговорить с парламентариями, озвучить что-то самому…

– А! Ну, полагаю, довольно многие ваши избиратели работают в Борнвилле, верно?

– Я думал, там теперь парк развлечений, – сказал Пол, вновь уставившись на экран и, казалось, слушая не очень внимательно. – Разве Фабрика не закрылась?

Мартин поневоле раздраженно вздохнул.

– Конечно же, не закрылась, – сказал он, хотя и в производственном цехе, и у самого Мартина в кабинете частично располагались владения туристической достопримечательности под названием “Мир Кэдбери”. (Несуразица, по его мнению, а также великое яблоко раздора с детьми, поскольку они с Бриджет их туда не пускали – к большой обиде отпрысков, поскольку те знали, что дети Джека там побывали уже дважды и, по слухам, вернулись груженные дармовым шоколадом.) – Там все еще производят шоколад и все еще обеспечивают работой множество людей, и как раз об этом я собирался с вами поговорить. Евросоюз. Шоколадная война. – Не получив от Пола отклика, он продолжил: – Как вам, вероятно, известно, через полтора месяца в Страсбурге состоится важное голосование о предложенных поправках к “Шоколадной директиве”. Много всего происходит. Делается по-настоящему горячо.