Бородин

Чтоб вам пусто было, «превосходительства» да «сиятельства»! Пятый час гоняю по Питеру на извозчике. Не только нос, бороду уже отморозил. Каждый старается отговориться да как-нибудь отвертеться, только бы дела не решать. Каждый хочет изобразить «арестанта» непременно злодеем. Да я сам знаю, что многие головы горячие. И уж верно, не одни ребяческие разговоры вели. Так неужели за это их теперь бросить в тюрьму? Это уж пусть будет участь одних мерзавцев, воров да негодяев. А молодость бунтующая сама с собой разберется. Нет уж, простите-извините… всех буду выручать, до последнего. Отцу все дети дороги, а науке все головы нужны.

ЕКАТЕРИНА СЕРГЕЕВНА

Не знаю, что и думать. Куда бежать? Кого посылать? Александр уехал в восьмом часу. Сейчас полночь. Пурга, темень, фонари еле мигают. Ветер воет с такой тоской… Господи, может быть, и профессора уже в кутузку определили? Полно, что за глупости. Тогда что же? Конечно, разбойники. Да. Теперь по ночам грабят, мне говорили. А у нас тут на Выборгской пустыня, Нева рядом… Александрушка с Лизуткой, слышу, разговаривают в столовой. Пойду к ним. Лампа горит, самовар закипает… Идет кто-то?

Молодежь заходила, спрашивают, нет ли известий. То-то, что нет, нет и нет. Второй час уже. К окошку подходить и то страшно. Какие-то тени мечутся, а ветер еще пуще воет.

Ну, наконец, наконец-то! Голубчик, Сашенька, живой, невредимый! Снегу-то на нем, снегу!

— Александрушка, Лиза, скорее чаю, рому, глинтвейну горячего. А то как бы родимый наш не рухнул!

Весь до последней косточки промерз, наездился, намаялся. Всех выручил. Вон как блаженствует теперь над чашкой чаю. Майчик мой смешной, драгоценный. Век Майчиком останется. Ведь что придумал: одного кота вместо боа на шею себе повесил, другого на коленях вместо муфты держит — греется!

— Сашенька, еще-то чаю налить тебе? «— А сколько уж я выпил, Зозо?

— Да я и со счету сбилась.

— Ну тогда, пожалуй, довольно будет.

Отогрелся, разморился, совсем засыпает, прямо за столом…

ОТ АВТОРА

Весна 1880 года в Баден-Бадене. Здесь проходит ежегодный праздник «Всеобщего немецкого музыкального союза». В одном из концертов, 8 мая, с огромным успехом исполняется Первая симфония Бородина. В Россию летят поздравительные письма и хвалебные рецензии. Немецкие музыканты высказываются с большим уважением и восхищением. Бородин смущен, доволен, несколько растерян. На такой успех он даже и не рассчитывал.

БОРОДИН

Отчего именно теперь особенно трогательно и дорого такое признание? Может быть, оттого, что это счастливая музыка счастливых времен — лучших времен нашего кружка. Все было тогда у нас — молодые надежды, огонь, силы физические и нравственные. Была твердая опора, безграничная вера.

Балакирев… восприемник моего первого детища. Неужели его не обрадует такой успех? Не может быть. Напишу ему теперь же. Непременно. Знаю, что ему будет приятно.

Признаться, никак не ожидал такого эффекта от своей эпистолы. Балакирев явился безо всякого предупреждения. Милий, который лет девять уж не бывал у нас, беседует, будто мы расстались вчера. Милий, который живет теперь по часам, засиживается до полуночи. Куда подевался желчный, подозрительный скептик? Весь вечер он — веселый, радостный, теплый. То и дело подбегает к фортепьяно. Переворошил кучу нот, усадил с собой Катю играть в четыре руки. Чудеса, да и только. Повеяло прежними хорошими воспоминаниями. Чувствую душевную размягченность, совсем раскис… Тут еще есть причина. Кажется, скоро образуется небольшой птичий двор из Чижа и Куропатки. Да-с, благословили мы с Катей наших детей. Теперь у нас в доме свои жених и невеста.

Похоже, близко уже к свадьбе. Многие вам лета, Александр Павлыч с Лизаветой Григорьевной. Радуюсь ли за них? Всякий брак есть испытание трудное. Во всякой семейной жизни шипов гораздо больше, чем роз. Однако уповаю в будущем на Лизуткину кроткость, на Александрушкин разум. Сейчас-то им не до разума. Сладостная у них пора, пора беззаветного увлечения. Зачем своими рассуждениями да рефлексиями отравлять им первую радость. Все изменится в свое время. Ничего вечного нет. Молодая любовь уйдет. Дай-то бог, чтобы образовались хорошая привычка, нежность, участие. Тяжко одно — холодное прозрение, пустая душа, равнодушная жизнь вместе. Нет, я в наших детей крепко верю. Будут они счастливы. А мы с Катей еще внукам порадуемся.