Бородинское поле

картина эта казалась ему неестественной, нарочитой. Не

отнимая от глаз бинокля, генерал спросил:

- Вилли, почему так много памятников? Это кладбище,

что ли?

- В известном смысле - да, Курт, старое воинское

кладбище. Впрочем, и новое. Здесь русские проиграли битву

французам.

Генерал хотел сказать, что история повторяется, но вид

сгоревших танков среди обелисков и многозначительная фраза

Гальвица о новом кладбище его смущали, и он сказал с

иронией:

- А потом, Вилли, Наполеон занял Москву. .

- Был большой пожар. Москва горела несколько суток и

никто огонь не тушил. Некому было. А после - отход и гибель

великой армии, - продолжил Гальвиц и внимательно посмотрел

на генерала.

Штейнборн опустил бинокль, и взгляды их столкнулись:

полный раздумий и сомнений взгляд доктора и надменно-

саркастический взгляд генерала. Между ними произошел

мгновенный диалог без слов, сложный и тайный, острый и

ожесточенный. Продолжать его было рискованно, и генерал

сказал:

- Нет, господин доктор, история не повторится, и пожара

на этот раз не будет. Все произойдет наоборот: то, что когда-то

не сумел довершить огонь, теперь довершит вода. Так решил

фюрер - Москва будет затоплена... А сейчас - на Можайск... -

Он решительно шагнул к машине.

- Послушай, Курт, - заговорил Гальвиц, садясь в

генеральский "мерседес", - я предлагаю сделать маленький

крюк. В Можайск мы успеем. Это задержит нас всего на

полчаса. Я хочу проехать в центр Бородинского поля и

сфотографировать тебя на командном пункте Наполеона. Там

тоже есть памятник. Тут недалеко.

Сфотографироваться на командном пункте Наполеона!

Эта блестящая идея пришлась по душе молодому

тщеславному генералу, и он решительно сказал:

- Поехали.

Они свернули направо к Семеновскому: впереди

"мерседеса" шел танк Штейнборна, позади бронетранспортер

с личной охраной. Генерал был возбужден. Задумчиво-

созерцательный вид доктора ему не нравился, он ловил

тревожный, подавленный взгляд Гальвица, скользящий по

сожженным танкам, и пытался приподнятым, бодряческим

разговором отвлечь его от неприятного, рассеять тягостные

мысли.

- Война, дорогой Вилли, всегда влекла за собой жертвы.

Победа дается дорогой ценой, и чем выше цепа, тем ярче

ореол славы. Судя по этим памятникам, в битве с Наполеоном

русские дорого заплатили за свою победу.

- А стоит ли ворошить прах древних, генерал?

Штейнборн не ответил. Мысли его, как и взгляд, не

задерживались на одном предмете: они сновали, суетились

торопливо и возбужденно. Впереди показалось ярко-красное

здание.

- Это что за церковь? - Генерал кивнул на громаду Спасо-

Бородинского монастыря.

Гальвиц неопределенно пожал плечами: к чему этот

вопрос? Разве мало в России церквей? Не в этом суть. Его

воображение поразила поистине жуткая картина, открывшаяся

перед Багратионовыми флешами: кладбище немецких танков

и бронетранспортеров. Такого он еще не видел. Черные

стальные гробы на белом фоне среди горделиво сверкающих

обелисков. Они - как вызов, как роковое напоминание.

Навстречу им по дороге от Шевардино двигалась колонна

немецких солдат, съежившихся на морозе, обутых и одетых кто

во что горазд. Поверх пилоток - женские платки, шарфы и

разное тряпье. Они шли, зябко скрючившись, засунув руки в

рукава и карманы, притопывая окоченевшими ногами. Впереди

колонны звучно поскрипывала полозьями подвода, в которой

лежали лопаты, кирки и топоры. "Красочное, символическое

шествие", - подумал Гальвиц. Ему живо вспомнилась

литография, изображавшая бегство Наполеона из России, и он

обратился к генералу, кивая на солдат:

- Что за сброд, Курт?

Штейнборн остановил свой "мерседес". Шедший впереди

колонны, похожий на огородное пугало фельдфебель в

нахлобученной

большой

рыжей

шапке-ушанке,

реквизированной, должно быть, у какого-то колхозного

сторожа, подал колонне команду "Смирно" и суетливо

подбежал с рапортом, из которого генерал и доктор поняли,

что это похоронная команда. Лицо Штейнборна исказила

пренебрежительная гримаса. Настроение у него было

испорчено. И не сейчас, а несколькими минутами раньше,

когда он, как и Гальвиц, увидал кладбище танков перед Спасо-

Бородинским монастырем. Встреча с похоронной командой

изорвала генерала. Он вышел из машины и грубо сорвал с

тонкой длинной шеи фельдфебеля грязный, поношенный

шарф, процедив сквозь зубы:

- Вы позорите доблестную армию фюрера, скоты.

Посмотрите, на кого вы похожи... бродяги-гробокопатели...

И в этот самый момент из подбитого немецкого танка,

стоящего в полуторастах метрах от дороги, ударил пулемет,

прострочил длинной, непрерывной строчкой по генеральской

машине и по колонне. Генерал и фельдфебель упали