приказом фюрера оборонять каждый метр, если командующий
четвертой танковой армией генерал-полковник Гёпнер отдал
приказ на отход. Возможно, с разрешения Клюге или самого
Гитлера.
Говоров пригласил к себе начальника разведки. Сведения
Гальвица об отходе четвертой танковой подтверждались. Надо
бы сообщить об этом в штаб фронта. Но прежде надо быть
уверенным в достоверности сведений о приказе Гёпнера.
Гальвиц внушал ему доверие, но он мог быть плохо
информирован. Говоров позвонил генерал-майору Орлову -
командиру мотострелковой дивизии, наступавшей на главном
направлении. Тот доложил, что дивизия ведет ночной бой,
медленно продвигаясь вперед: на всех участках противник
оказывает серьезное сопротивление.
Только закончил разговор с Орловым, как позвонил его
сосед - генерал-майор Лебеденко, командир стрелковой
дивизии. Полки Лебеденко также продвигались с боями.
Противник на отдельных участках бежит, бросая технику и
оружие. Есть пленные.
Далеко за полночь командарм позвонил начальнику
штаба фронта, доложил обстановку и сообщил о приказе
генерала Гёпнера. Василий Данилович Соколовский сказал,
что штаб фронта уже имеет эти сведения, и тут же предъявил
свои претензии: командование фронта считает, что темп
наступления пятой армии слишком замедлен. Генерал Жуков
недоволен и спрашивает: почему до сих пор не введен в бой
кавалерийский корпус Доватора?
Говоров сказал, что наступление кавкорпуса намечено на
завтра, и, вспомнив, что сейчас уже глубокая ночь,
поправился: точнее, уже сегодня. Потом вместе с членом
Военного совета и начальником штаба армии, склонясь над
оперативной картой, обсуждали положение дел в секторе
своей армии.
Усталость брала свое, сон одолевал, и, порешив все
первостепенные вопросы, командарм позволил себе часок-
другой вздремнуть. Но как только голова его коснулась
подушки, Леонид Александрович понял, что сразу не сможет
уснуть, что тот сон, который атаковал его полчаса назад,
теперь отступил, а на смену ему подкрались подстерегавшие
его мысли о недавнем разговоре с немецким доктором
истории. Казалось, ничего такого особенного не услышал он от
Гальвица, и мысли его не были новы для Говорова, но то, что
он слышал их из уст врага, немца, фашиста, беспокойно
отзывалось в душе и наводило на размышления. Сила духа,
нравственное превосходство - вот главный фактор в победе.
Размышляя об историческом прошлом своего народа, о
героических традициях, Леонид Александрович вдруг нашел
образное сравнение: история нации - это все равно что корни
дерева. Чем глубже и сильней эти корни, тем могущественней
дерево, ибо корни его питают. Подруби корни - дерево зачахнет
и в конце концов погибнет.
Мысли плыли все медленней и спокойней. Возвращался
сон... Но мысли не гасли, уплывали куда-то на правый фланг
армии, где наступали две стрелковые дивизии, перерезав
железную дорогу Кубинка - Истра, и где завтра, то есть
сегодня, 13 декабря, им на подмогу придут гвардейцы-
кавалеристы. Под покровом ночи они уже выходят на исходный
рубеж - на восточный берег скованной льдом Москвы-реки.
Они должны по льду форсировать реку, войти в прорыв и
ударить на северо-запад, в направлении села Онуфриево,
чтобы внезапно очутиться в тылу двух пехотных дивизий
немцев. Вернее, это были остатки недобитых дивизий,
основательно потрепанных неделю тому назад, в самом
начале нашего контрнаступления.
С утра повалил густой мокрый снег. Все исчезло в
сплошном белом мареве.
Говоров стоял на НП и смотрел в бинокль на запад, где
гремел бой. Но ничего, кроме пушистых хлопьев снега, не
было видно. Он опустил бинокль и с досадой сказал:
- Вот незадача - авиация нас не сможет поддержать.
Стоявший рядом с ним командир кавалерийского корпуса
генерал-майор Доватор на замечание командарма отозвался
весело, даже как будто возбужденно:
- А может, наоборот, метелица к лучшему, как говорят у
нас в Белоруссии, к удаче. Можно незаметно проскочить через
немецкую оборону. Да к тому же и небо совсем безопасно в
такую непогодь. Для конников, товарищ командующий,
авиация - враг номер один.
В бекеше с серым каракулевым воротником, крепко
сложенный и статный, с энергичным смуглым лицом,
невозмутимый и обаятельный, он внушал к себе уважение и
симпатию. В его остром смелом взгляде, в твердом голосе
чувствовалась независимая натура.
- Вы разве белорус? - полюбопытствовал Говоров.
- Родился на Витебщине, - ответил Доватор, и быстрые
глаза его весело и задорно посмотрели на командарма.
Прибавил: - Мечтаю ранней весной побывать в родных краях,
вместе с корпусом, конечно. Как вы, одобряете мои планы?