Бородинское поле

либо в состоянии какого-то душевного надлома. Письмо это

пугало. Нина Сергеевна шала, что Виктор в отличие от своего

отца хотя и не трезвенник, но далеко и не алкоголик. Она

больше всего опасалась наркотиков: слышала, что наркомания

среди американских военнослужащих во Вьетнаме принимает

катастрофические размеры. "Не дай бог, и Виктор", - в тревоге

подумала она и, удалившись в комнату, стала перечитывать

письмо.

3

"Наша эскадрилья по-прежнему базируется на окраине

города П. В последнее время нам чертовски не везет: какой-то

рок висит над нами. На прошлой неделе мы" потеряли

командира эскадрильи капитана Сиделя. Их самолет был сбит

ракетой вьетконговцев над переправой, которую мы бомбим

уже второй месяц, а она, словно заколдованный дьявол, по-

прежнему действует. Второй самолет мы потеряли на ней.

Хоринг и Сидель не успели катапультироваться - их самолет в

воздухе разнесен в щепки вместе с экипажем. Храбрые были

парни. У Джина Хоринга двое детей - славные,

очаровательные девчушки. Теперь сиротки. Для них не

осталось даже могилки отца: прах его развеян в этих

проклятых джунглях.

Это было неделю тому назад. А вчера погиб мой

штурман, мой верный друг Боб Тиг. Погиб глупо, нелепо: ему

перерезала горло вьетнамская девчонка, с которой он

встречался в доме свиданий. И самое обидное, что эта шлюха

скрылась. Подло, несправедливо, жестоко!.. Эти дикари

ненавидят нас и готовы при всяком удобном случае

перерезать горло любому американцу. Они не верят, что мы

несем им свободу, защищаем их демократию. Свобода и

демократия им совсем ни к чему, они еще не доросли до таких

категорий. Они это понимают не хуже нас и не верят глупой

болтовне. Почему мы не хотим говорить вслух правду? Я этого

не понимаю и возмущаюсь. Не вьетнамскую свободу мы

защищаем, а нашу, свою, американскую, защищаем здесь, на

вьетнамской земле. Вот и все, так и говорить надо. Наше

присутствие здесь необходимо в интересах безопасности

США, как говорил наш бригадный генерал. Коммунизм

расползается по всему миру. Только наше присутствие на всех

континентах может сдержать его распространение. Если не

будет нашего присутствия, то все эти желторожие, чернокожие,

косоглазокоричневые в один прекрасный день станут

красными и возьмут нашу страну в кольцо блокады. Мы этого

не допустим и не позволим. Мы покажем всему миру нашу силу

и будем убивать. Да, убиваем и будем убивать во имя Америки,

нашей свободы и демократии. И если требуется превратить

весь мир во Вьетнам, мы это сделаем. Так говорил бригадный

генерал. А что думаю я? Ничего я не думаю: мое дело

исполнять - приказ. Работа есть работа, и я стараюсь делать

ее добросовестно. Я сбрасываю бомбы и напалм на заданные

объекты. Стираем с лица земли деревни, где могут быть

вьетконговцы, бомбим переправы, колонны машин,

расстреливаем работающих в поле крестьян. Это нужно в

военных целях: крестьяне снабжают продуктами Вьетконг. На

нашем аэродроме базируется эскадрилья транспортных С-123.

Они занимаются "обработкой" посевов ядохимикатами и

распылением гербицидов, от которых оголяются деревья и

джунгли оголяются, принимают вид кладбища. От

ядохимикатов гибнут и посевы, и животные, и птицы, травятся

люди. В общем, на войне как на войне. Лучше не рассуждать, а

делать свою обычную работу и мстить за погибших товарищей,

за Боба, за Джина, за капитана Сиделя. И никакой пощады,

никаких сантиментов.

У меня сейчас новый штурман, Дэвид Куни. До этого он

летал на вертолетах. Я о нем слышал раньше: человек без

нервов, без жалости и совести. Сегодня мы с ним заговорили

об отмщении за смерть Боба. Он предлагает: собрать всех

шлюх из дома свиданий, усадить на вертолет и сбросить с

высоты на джунгли. А потом, для большей гарантии, покрыть

сверху напалмом. Ему приходилось участвовать в таких

операциях - зрелище, говорит, бесподобное! Гранд-аттракцион!

Дэвид заснял кинокамерой, говорит, получились неплохие

кадры. Он хочет предложить их телевизионным компаниям и

хорошо заработать. Вообще в нем чувствуется человек

бывалый, практичный и деловой..."

Нина Сергеевна прервала чтение. Руки ее дрожали. Она

и раньше читала и видела в телевизионных репортажах о

варварстве во Вьетнаме. И всегда испытывала при этом

неловкость, возмущение и стыд. Но одно дело генерал

Абрамс, полковник Гендерсон - и совсем другое дело ее сын,

ее мальчик. Что с ним стало? Как быстро превратили его в

хладнокровного убийцу. Это какой-то ужас. Ее Виктор, такой

всегда добрый, ласковый. И почему Оскар не стал говорить о

содержании письма, а так небрежно отдал ей, словно он сам

не читал? Как он, отец, отнесся к письму сына? "Возможно,