Бородинское поле

переполненные различными конторами, учреждениями,

ведомствами, мастерскими, - их запыленные разнокалиберные

окна уныло и бесстрастно смотрели в тесный от людей и

автомашин проулок, в который из ГУМа валом валил народ со

свертками, колясками, детскими автомобилями, стиральными

машинами и прочими покупками, Олег продолжал:

- Весь этот купеческий хаос, всю эту рухлядь, не

имеющую ни исторической, ни архитектурной, ни

материальной ценности, нужно снести. Весь квартал до

Куйбышевского проезда. Сохранить здесь нужно лишь два

здания: собор Благовещения - памятник архитектуры

семнадцатого века - и здание телефонной станции.

Они дошли до Куйбышевского проезда, повернули

вправо, мимо телефонной станции и собора Благовещения.

Олег все продолжал:

- И тогда представляешь, как можно организовать

освободившуюся площадь? Ближе к ГУМу - стоянка для

автотранспорта, а здесь создать зеленый сквер, фонтан.

Откроется архитектура прекрасного здания ГУМа, храм

Благовещения будет смотреться со всех сторон. И вообще весь

этот район наполнится воздухом, исчезнет толчея.

Дойдя до улицы Куйбышева, они повернули вправо, в

сторону Красной площади, и Олег, указывая на красивое

здание старого гостиного двора с большими окнами, говорил:

- Памятник архитектуры девятнадцатого века. Его нужно

не только сохранить, но и привести в порядок, вернуть ему

первоначальный вид, убрать из него множество всевозможных

контор и конторок, где чиновный люд перекраивал парадные

залы по своей надобности фанерными и тесовыми

перегородками, устраивал свои гнезда-кабинеты. Его можно

использовать под культурное заведение, ну, скажем, Дом

художника. Очистить и благоустроить его просторный двор,

озеленить. И вот тогда эта часть центра Москвы примет

строгий, торжественный и нарядный вид.

Обойдя весь квартал-квадрат, они уже с другого конца

подошли к проезду Сапунова. Глеб Трофимович остановился

и, кивнув в сторону строений, которые, по мнению Олега,

подлежат сносу, спросил:

- А ты уверен, что тут нет исторических и архитектурных

памятников, кроме Благовещения?

- Уверен. Я хорошо знаю этот район. Обыкновенные

плоды хаотичной купеческой застройки.

- Тогда чем объяснить такое паническое письмо группы

уважаемых москвичей?

- Во-первых, неосведомленностью. Во-вторых, как

правило, "караул" кричит один человек, мягко говоря,

психически неуравновешенный, нагоняет панику на своих

знакомых, и те, поверив ему, подписывают "Острый сигнал".

Они шли теперь по Красной площади вдоль здания ГУМа

и тут, что называется, лоб в лоб столкнулись с Игорем и

Галинкой. Отец и сын обнялись. Они не виделись целый год, и

за это время, как показалось Олегу, во внешности Игоря

произошли видимые перемены. Он раздался в плечах, но

фигура стала более гибкой и стройной. Взгляд

сосредоточенный и спокойный, в нем чувствовалась мужская

уверенность. "Это от Вари, макаровское", - подумал Олег,

разглядывая сына. Потом посмотрел на Галю и увидел в ней

тоже макаровские, отцовские черты, особенно в отцовских

глазах. Впрочем, нет, передумал Олег, Галинка больше взяла

от матери: такая же застенчивая нежность, тонкие черты лица,

открытого и доверчивого, стройная фигура, красивые

трепетные плечи - все это от Вали.

Глеб Трофимович, радушно обнимая племянника,

поинтересовался, надолго ли он приехал.

- Две недели - это даже много, - сказал генерал. - У меня

к тебе, Игорь, дело есть.

- Какое, дядя Глеб? - насторожился Игорь.

- Серьезное. И, как тебе сказать, ответственное.

- Пожалуйста, дядя Глеб. Все, что в моих силах...

- Дедушка, ты не мучай юношу и не смущай его, -

вмешалась Галя. - Лучше ближе к делу.

- А ты, стрекоза, мне не указывай, - с поддельной

строгостью пожурил генерал любимую внучку. - И взрослых не

поучай. Мы сами знаем, когда приступать к делу. А дело,

племянник, у меня вот какое: в будущую пятницу - это значит

через неделю - я должен выступать перед рабочей молодежью

в заводском Дворце культуры. Речь пойдет о мужестве,

геройстве, о подвиге на поле брани и вообще о подвиге. О

воинской службе в мирное время. А ты мне поможешь.

Выступишь, расскажешь.

- Да что вы, дядя Глеб! Я не умею выступать. Я даже

перед своими ребятами робею.

- Тогда какой из тебя будет офицер? Видали - он робеет!

Нет, друг, так нельзя. Я помогу тебе, создам соответствующую

атмосферу в зале... Не отказывайся. Это моя к тебе большая

просьба. Мы с тобой еще поговорим об этом, а ты готовься.

Все продумай, чтоб было просто, логично и, главное, искренне.

А теперь, пожалуй, и хватит, не смеем вас больше

задерживать.

- Да, да, гуляйте, - сказал Олег. - Вечер сегодня чудный.