Бородинское поле

- Получил новое назначение. В Зауралье, куда и Думчев,

начальником политоргана. Выходит, мне повезло.

К такой неожиданности Валя не была готова.

- А как же... мы? - сорвалось у Вали совсем не то, что она

думала.

- Вы останетесь здесь. Галинка в институте, не бросать

же ей. У тебя тоже серьезная работа. Надо закончить.

Разделаешься с гостиницей, там видно будет.

У Вали отлегло от сердца. Ничего не сказала, только

подумала: "Все, что ни делается, - все к лучшему". И потом уже

мысленно сказала: "Разделаешься с одной гостиницей, а там

ждет другая".

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

Они были вдвоем во всем мире. Весь день накануне

открытия гостиницы в Подгорске Олег и Валя провели в

мастерской, предаваясь безмятежной неге. Они наслаждались

своим счастьем, пили его большими глотками и никак не могли

утолить жажду. Они не отвечали на телефонные звонки, не

выходили на улицу, много говорили обо всем, что их

волновало, вспоминали прошлое, наиболее яркие их встречи и

деликатно избегали говорить о будущем. Об этом думал

каждый в одиночку, про себя.

Нет, они не испытывали угрызений совести и не считали

себя виноватыми. Единственное, что их огорчало, -

необходимость хранить свои отношения в тайне. Они не

задавали себе вопроса, безнравственно ли их поведение,

потому что твердо верили: все, что с точки зрения строгой

морали может считаться дурным, недопустимым и позорным,

оправдывает их такая огромная, вселенская любовь. Олег

говорил: любовь - это наивысшее проявление человеческого

духа, и всякое насилие над ней есть преступление.

Разумеется, если это действительно глубокое, неодолимое

чувство, а не мимолетная страсть. Убить любовь, подавить ее

в себе, подчинив чувства холодному рассудку, так же грешно,

как лишить человека веры и надежды.

Валя охотно соглашалась с такой защитной философией

и на призыв мужа бросить работу и приехать к нему в

Зауралье на постоянное жительство, хотя у военных понятие

это относительно, отвечала решительным "нет". Святослав

знал, что гостиница в Подгорске готова и Валя свободна от

своих служебных обязательств. С Энском можно не

связываться, обойдутся без нее. Валя думала иначе. Здесь, в

мастерской Олега, стоял сделанный его руками макет

гостиницы в Энске, сказочный дворец, где стройная

композиция, возведенная в высокую гармонию, придала

зданию монументальность, изящество и простоту. Глядя на

этот макет и любуясь им, она чувствовала и себя соавтором

этого необычного творения, строительство которого уже

началось. Валя работала над эскизами настенной мозаики.

Именно в мозаике с наибольшей силой проявился ее талант

художника-декоратора и монументалиста. Созданные ею

мозаичные панно сверкали так ярко и впечатляюще, что о них

хотелось сказать: это застывшая музыка. Она волновала и

возвышала, как творения великого мастера. Не фрески, а

именно музыка. Олег радовался и восхищался, он говорил ей

душевно:

- Мозаика - твой Пегас, лелей его, и он вынесет тебя на

Парнас. Ты, может, сама еще не знаешь, какое эмоциональное

богатство, какой восторг таят твои панно. Они исторгают

любовь и высокое благородство.

- Ты преувеличиваешь. Ты не можешь быть объективным,

родной мой, - искренне и нежно возражала Валя. - Мне просто

радостно работать с тобой. Я счастлива и благодарна судьбе

за это счастье.

Она опустилась в кресло, стоящее рядом с тахтой, на

которой сидел Олег, и взяла его руку. Продолжала, глядя на

него искристыми ясными глазами:

- Помнишь тот июнь и море сирени? Это было чудесно,

как великий праздник. Я боялась, что такого больше никогда не

будет, что угар пройдет и все станет будничным. Потом я

поняла, что это не угар и это не проходит. Я не могу без тебя.

Когда мы не видимся, я думаю о тебе, разговариваю мысленно

с тобой, советуюсь.

Голос ее звучал мягко и тихо, переходя на шепот.

- И я тоже боялся потерять тебя. Время подтвердило, что

это не угар, не вспышка. И мы бессильны перед стихией, не

можем с ней справиться.

- И не надо. Пусть все будет так, - проникновенно сказала

Валя.Она сидела в низком кресле, положив нога на ногу, и

неглубокий разрез темно-коричневой юбки кокетливо обнажил

ее круглое бледное колено. Легкая коричневая в цветочки

кофточка с длинными рукавами, модная в то время и

называемая батником, изящно облегала ее хрупкие плечи.

Олег смотрел на нее влюбленно и задумчиво, и по загорелому

лицу его пробежала грустная тень. Спросил после долгой

паузы:- А что Святослав? Зовет?

- Уже не зовет. Я ответила, что не могу бросить работу. В

работе моя жизнь. Не могу оставить Галинку. По-моему, он

догадался, что дело не только в работе и Галинке. Я как-то

хотела написать ему правду. Признаться. И не решилась.