Бородинское поле

поклонники. Видная, симпатичная женщина, в которой жила

гармония души и тела, она нравилась мужчинам, но повода

для ухаживания не давала. Впрочем, были в ее жизни два

серьезных увлечения. Однажды приняла ухаживание

журналиста, который потом, как она сама убедилась, оказался

человеком мелким и трусливым. Второй раз увлеклась

артистом. Олег ревновал. А после смеялся над самим собой:

нашел, к кому ревновать.

Встречались и на его пути женщины, которые ему

нравились и ждали от него взаимности. Но у него не было к

ним глубокого, сильного чувства: нравились, да и только.

Самое большое, на что они могли рассчитывать, - легкий

флирт. Среди них были и красивые, и умные, и даже

талантливые. Возможно, красивее, умнее и талантливее Вали.

Но лучше ее - не было. Потому что Валя особенная, не такая.

А какая? Он с трудом подыскивал слова для ответа: нежная,

чистая, светлая, честная, добрая. Этими словами ее

достоинства не исчерпывались.

Ну а Варя? Разве она не достойна тех же эпитетов? Ведь

любил же он ее. Пусть не такой, как сейчас, пусть первой,

юношеской, бесшабашной и безрассудной любовью. Но ту

любовь они не уберегли, не сумели. А любовь требует

постоянного к себе внимания, ее все время нужно наполнять

новым содержанием. А они... Да что теперь об этом говорить!

Он во всем винил Варю, и прежде всего в черствости и

сухости, в невнимательности и эгоизме.

Примерно в том же направлении текли Валины думы в

эту соловьиную ночь. С той лишь разницей, что в отличие от

Олега, который еще не успел задать себе один из сложных

вопросов или откладывал его на потом, Валя задала себе этот

вопрос: а что же дальше? Как им соединить свои две любви в

одну? И возможно ли это практически? У Вали появилось

желание принести себя в жертву во имя такой

необыкновенной, невиданной любви. Но она сомневалась, что

Олег примет эту жертву. Он не из тех.

Потом говорили о судьбе, о жизни, о счастье. Они были

счастливы и не хотели понимать, что счастье к ним заглянуло

поздновато, что немного отмерено ему времени. Они знали,

что оно, счастье, не бывает долговечным. Ну и пусть - хоть год,

хоть день, хоть час, но настоящего, такого, как это.

Засыпали под соловьиную трель, когда на востоке

заалела заря. Спали недолго: их разбудило солнце, ударившее

косым золотистым крылом по стеклам "Жигулей". В Подгорск,

на строительную площадку, приехали задолго до прихода туда

рабочих.

Валя работала над декоративным оформлением фасада

гостиницы целую неделю с утра до вечера, не покидая

Подгорска. Жила в старой гостинице. По вечерам звонила в

Москву, просила Галю и Святослава не беспокоиться. За эту

неделю Олег трижды уезжал в Москву и снова возвращался.

Валя ждала его возвращения с трепетным волнением. Ей

казалось, что она не в состоянии и часа не думать о нем.

Никого и ничего в этом мире для нее не существовало - был

только он, Олег, и все, что она делала, связано с ним: и

гостиница, и красочная мозаика, и орнамент на ее стенах.

В Москву Валя приехала днем, когда Святослав был на

работе. Ее встретила дочь, только что возвратившаяся из

института. Встретила долгим, пристальным взглядом, и было в

этом откровенно пытливом доверчивом взгляде нечто такое,

что заставило Валю смущенно покраснеть. Валя улыбнулась

через силу, но улыбка получилась неловкой, виноватой, и еще

больше выдала ее. Валя села на диван, рядом с ней села и

Галя и вдруг спросила как-то уж очень просто и

непосредственно:

- Мамочка, ты влюблена? - И в тоне ее звучало скорее

утверждение, чем вопрос. Она смотрела на мать своими

чистыми глазками, которым нельзя было солгать. Валя вообще

по своей натуре не умела лгать или притворяться. И, еще пуще

покраснев, утвердительно кивнула в ответ и зажмурилась,

словно от яркого света. - И он тебя любит? - допрашивала

Галя...- Я желала бы, доченька, чтоб тебя так любили.

Валя обняла дочь, прижала ее крепко к груди своей и

нежно поцеловала ее темные волосы. А казалось ей, что

целует она и Олега.

...Святослав пришел с работы вечером угрюмый и

озабоченный.

- Что-нибудь случилось? - настороженно спросила Валя.

- В общем, да, - уклончиво ответил Святослав и пошел в

спальню переодеваться.

"Боже, он все знает", - с ужасом решила Валя. Ее

охватило волнение, и она торопливо начала собираться с

мыслями, готовить себя к неприятному разговору. Она не

может притворяться. И лгать не будет. Она окажет все как есть.

"Боже, какой ужас, кошмар! Только бы не при Гале такой

разговор". И она вошла в спальню. Святослав стоял у зеркала

в синем спортивном костюме с белой каймой по воротнику и

рукавам и причесывался. Не поворачивая головы от зеркала,

спокойно и даже как будто равнодушно сообщил: