Бородинское поле

писал жене из поврежденного и окруженного фашистами

танка: "Танк содрогается от вражеских ударов, но мы пока

живы. Снарядов нет, патроны на исходе. Павел бьет по врагу

прицельным огнем, а я "отдыхаю", с тобой разговариваю...

Сквозь пробоины танка я вижу улицу, зеленые деревья, цветы

в саду, яркие-яркие. У вас, оставшихся в живых, после войны

жизнь будет такая же яркая, как эти цветы, и счастливая. За

нее умереть не страшно". Когда читаешь эти огненные, жаркие

документы истории, сердце наполняется великой гордостью за

свой народ, за партию и Советскую власть, за свое Отечество.

Чем измерить величие и красоту духа, высокое благородство и

непреклонную веру, священную любовь к добру и ненависть ко

злу?! Вот он, русский, советский характер, над разгадкой

которого не одно десятилетие мудрствуют иноплеменные

философы, социологи и психологи. Он весь раскрыт в этих

глубоко человечных документах, которые не мешало бы не

просто прочитать, а внимательно изучить "ястребам" из

Пентагона и НАТО и иным претендентам на гегемонию и

мировое господство. В этих документах поражает ясность

мысли, душевная чистота, светлая и одновременно твердая

убежденность.

Генерал Макаров рассказал о подвиге Кузьмы Акулова на

Бородинском поле, о сыновьях ветеранов Великой

Отечественной, которые сейчас служат в Вооруженных Силах

Страны Советов, о происках империалистической военщины.

Во время перерыва в просторном фойе генерала

окружили заводские ребята - и те, кто уже отслужил в армии, и

те, кому еще предстояла эта служба. Были вопросы, горячие,

дружеские, сопровождаемые теплыми, взволнованными

взглядами, в которых Глеб читал полную солидарность и

братское расположение. И тогда ему на миг подумалось, что

среди этих ребят есть сыновья лейтенанта Тарасенко,

капитана Масловского и Леонида Андреевича Силина.

Впрочем, как верно сказал Глеб Трофимович, оглашенные им

письма были адресованы всем сыновьям и дочерям нашей

Отчизны, всей советской молодежи.

Домой они возвращались вместе, генерал Макаров и

курсант Остапов. Глеб Трофимович высказал беспокоящую его

мысль вслух:

- Восприняли мое выступление внешне хорошо, можно

сказать, восторженно. Но я вот о чем думаю: дошло ли все это

до сердца молодых людей, глубоко ли запало в душу? Так ли

они чувствуют завещания отцов, как чувствую я?

- Конечно же, дядя Глеб! Я видел их глаза, лица, я

слышал их разговоры в фойе, я сам с ними разговаривал, -

горячо ответил Игорь. - Нет, это, знаете, такое, что насквозь

пронизывает. Это - сильно. Потом вы так говорили -

взволнованно, с чувством. У некоторых даже слезу прошибло.

Глеб Трофимович вздохнул. Слеза слезой, тем более у

некоторых. А иным, некоторым, все это, как они теперь

выражаются, "до лампочки". Он это знал, точно так же, как

знал и его племянник.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

1

Беда - не гость. Она приходит в дом нежданно, без

спроса и предупреждения. Она не признает ни чинов, ни

званий, перед ней бессильны нищие и миллиардеры,

президенты и генералы, атеисты и верующие, политиканы и

проститутки. Правда, одних она навещает чаще, других - реже.

Но никто от нее не застрахован, и главная ее подлость и

коварство заключены во внезапности. Она подкрадывается с

той стороны, с которой ее меньше всего ожидают, и наносит

удар беспощадно и неотвратимо. Иногда ее удары бывают

смертельны. Это ужасно. Это страшно. Смерть - самое

безутешное горе, самая тяжкая из всех бед, которая

отпускается людям.

Несчастный случай, судьба, злой рок, говорят в таких

случаях люди, а философы и мудрецы начинают искать

причину беды и, представьте себе, находят: даже слепой

случайности дают логическое объяснение, докапываются если

не до причины, так до следствия. Когда семнадцатилетний сын

Нельсона Рокфеллера, путешествуя в Южном море, упал с

лодки и был съеден крокодилами, Дэниел Флеминг, зло

иронизируя, заметил:

- Крокодилы отомстили своим конкурентам - акулам.

Острый на язык, Дэниел конечно же имел в виду

двуногих акул банкирского клана. Рокфеллеров он не любил. А

спустя десять лет, когда в благополучную семью Флемингов

заглянула беда, Дэниел, утешая жену и себя, с душевной

болью говорил:

- Что ж, это еще не самое худшее. У Рокфеллера сына

съели крокодилы. А наша Флора, по крайней мере, жива.

- Кто знает, а может, и ее давно нет в живых, - отвечала

Наташа и прикладывала платок к полным горьких слез и

материнской тоски глазам.

Флора исчезла в июне, не оставив следов. Думай, что

хочешь, бейся в догадках. Две недели Флеминги и Раймоны не

знали покоя, метались в тревоге и лихорадке, нанимали