Бородинское поле

батальонный комиссар.

- Старший батальонный комиссар, - поправил

Брусничкин.

- Извините, я все по привычке: Александр Владимирович

Гоголев был батальонным комиссаром.

- Ну так что вы хотели сказать? - перебил его

настороженный и нетерпеливый Брусничкин.

- Про Гоголева? - переспросил Акулов, пяля на

комиссара наивно-добродушные глаза.

- Я спрашиваю: дорогу в дивизион вы хорошо знаете? К

немцам не угодим? - раздраженно и глухо повторил

Брусничкин.

- Так я и говорю: дорогу-то как-нибудь найдем с божьей

помощью, а вот что касается немцев, то тут никто поручиться

не может.

- Вы что, верующий? - спросил после паузы Брусничкин.

- Я-то? - недоуменно и весело отозвался Акулов и сразу

же сообразил: - А-а, вы это насчет божьей помощи. Так это к

слову, у нас в деревне так говорят. А ежели к немцу угодим, так

нам и бог не поможет.

"Странный он какой-то", - подумал Брусничник, с.

беспокойством оглядываясь по сторонам. Ездовой то и дело

дергал вожжами и несильно хлестал лошадь, бежавшую

ленивой рысцой навстречу солнцу, нависшему над темной

громадой леса. "Что там, в этом лесу?" - с одинаковой

тревогой думали и ездовой, и Брусничкин, да и сам Акулов,

хотя виду не подавал, старался казаться веселым и бойким.

Он хотел понравиться своему новому начальнику, говорил

негромко мягкие слова:

- Справа от нас деревня Доронино, там должны быть

немцы, слева - Утицы, там должны быть наши.

- А впереди, в лесу? - угрюмо спросил Брусничкин.

- Там могут быть наши, а могут и немцы оказаться. Там

все возможно, - беспечно ответил Акулов.

"Ничего себе - успокоил", - презрительно усмехнулся

Брусничкин.

Чем ближе они подъезжали к лесу, тем глубже

погружалось в его кружевную пучину солнце, рассеивая сквозь

голые ветви золотистый багрянец лучей. Позади них сверкал

розовато-палевый снег, впереди он был полосатым,

пятнистым, а дальше у леса - темно-голубым, неприветливо-

холодным, как сам лес, таящий в своих дебрях что-то

зловещее. "Безрассудно ехать прямо в лес, где, может быть,

нам уже уготовлена засада", - подумал Брусничкин и приказал

ездовому:

- Остановитесь-ка. А вам не кажется, товарищи, что мы

ведем себя слишком беспечно? Товарищ Акулов, пойдите на

опушку, разведайте. Если все в порядке, дадите нам сигнал.

- Есть, разведать опушку, - бойко повторил Акулов приказ

и с готовностью отправился в лес.

- А он смелый боец, - вслух подумал Брусничкин.

Ординарец ему уже нравился.

Тут хоть какой будь - все одно, - неясно отозвался

ездовой.

- Что значит "все одно"?

- А если, предположим, немец с опушки за нами

наблюдает и ждет нас, так мы все равно у него на мушке. Нам

теперь один черт - что назад, что вперед.

"А ведь верно, - подумал Брусничкин. - До леса, пожалуй,

и двухсот метров не будет. Полоснет из пулемета - и привет

родителям". От такой мысли пробежал холодок по спине, и

холодок этот немного смутил Брусничкина. "А, была не была..."

Он решительно приказал:

- Поехали.

Лес встретил их тишиной. Снежная целина изрыта

следами людей, саней и гусеницами танков. Поляна, по

которой они ехали, то расширялась, то сужалась в просеку.

Солнца здесь не было: оно ласкало застывшие в небе

перистые облака, окрашивая их в пурпур. Скрип полозьев и

стук копыт здесь звучали резче, отчетливей. И в этой тишине

впереди, где-то за поворотом, услыхали человеческие голоса и

неясный шум. Брусничкин жестом приказал ездовому

остановиться. Прислушались.

- Кто там? - шепотом спросил Брусничкин у появившегося

Акулова.

- Возможно, наши, - ответил Акулов и посмотрел вверх на

пролетевшую, освещенную солнцем розовую сороку.

- Пойдите выясните, - приказал Брусничкин.

Акулов приложил руку к ушанке, молча повернулся и

двинулся вперед, но теперь уже не так прытко, как в первый

раз, а небрежно, вяло, нехотя.

Коротая минуты томительного ожидания Акулова,

Брусничкин попытался ослабить свое напряжение анализом

своих чувств. "По сути дела, - размышлял он, - я нахожусь с

особым заданием в тылу врага. Макаров так и ориентировал:

дивизион капитана Князева находится в тылу у немцев. Я не

боюсь, совсем мне не страшно, хотя, конечно, кому охота

умирать. Но если внезапно набросятся фашисты, я не дамся

им живым. Комиссаров они жестоко истязают перед тем как

убить".

Брусничкин достал пистолет, заслал патрон в патронник,

курок поставил на предохранитель и подозрительно посмотрел

на стайку темных елей. Автомат висел у него на шее - курок

тоже поставлен на предохранитель. Он думал не только о себе

и своей судьбе, но и о том, что он здесь не один, что с ним

находятся два бойца, каждый со своей судьбой, и он,

Брусничкин, отвечает за их жизнь.

Акулов долго не появлялся и не подавал никакого

сигнала. Разные мысли лезли в голову Брусничкина: может,