Борт 556

— Не пущу, Володенька — уже тише, глубоко и часто страстно дыша, прерывисто. Словно, задыхаясь, повторила она опять по-русски — Любимый мой — проговорила она, страстно целуя меня в диком неистовстве любви, дальше уже, по-своему на английском — Ты один остался у меня. Один. И я не отпущу тебя туда. Я знаю, ты решил искупить свою вину передо мной. И решил поплыть за этими чертовыми ящиками. Но, я не пущу тебя из-за моей обреченной и неразделенной к тебе любви. Я люблю тебя, Володя.

Люблю, и не пущу одного туда. Не пущу на еще одну смерть. Хватит мне и одной смерти Дэни.

Она повисла, подгибая свои красивые крутыми бедрами и полными икрами девичьи загорелые до черноты ноги. Выгибаясь в гибкой узкой девичьей спине на моей шее. Как дикая черная кошка. И тянула на палубу — Любимый мой, Володенька — Джейн дышала как ненормальная, и произносила по-русски.

Я не знаю, что с ней происходило. Она, то, по-русски, то, по-своему, лихорадочно, говорила. Балаболя, любовные слова и желания быть всегда любимой. Эта красивая до безумия молодая двадцатидевятилетняя латиноамериканка, почти как русская уже безумно влюбленная женщина полушепотом слова о любви, уговаривая меня остаться с ней.

— Не пущу, тебя, ради нашего будущего ребенка — произнесла внезапно мне она, страстно целуя мое, снова лицо, заросшее, снова, свежей мужской щетиной. И эти слова прожгли меня насквозь.

— Ребенок?! — переспросил ошарашенный этой новостью я — У тебя будет, мой ребенок?!

— Любимый — она повторила снова, по-русски. И, она повалила меня на палубу. Меня на свое женское распростертое, теперь подо мной ее молодого нагого, почти тело произнесла, снова по-английски — Я беременна, беременна, твоим ребенком.

— Любимая моя! — я восторженный ею и потрясенный произнес — Ты беременна! Джейн, моя крошка! Моя девочка!

Я целовал ее в ответ в губы и прижимал к себе.

— Уплывем отсюда быстрее, милый мой! — Джейн возбужденно стала уговаривать меня — Уплывем отсюда! Это страшное место! Оно погубило брата Дэни. Мы сможем, Володенька! Вдвоем! Ты и я, и наш ребенок!

— Но, как, же Дэниел? — я вдруг вспомнил, зачем отправился за борт нашей яхты Арабеллы.

— Как, же его смерть, миленькая моя, Джейн — я опомнился и произнес ей — Как же смерть твоего родного братишки? Как же смерть вашего неотомщенного отца? Джейн, любимая?

Я смотрел в ее в слезах, снова глаза. Глаза безумной и безудержной в любви молодой американки, смотрящей в глаза русского моряка.

— Ты позволишь, спокойно, дальше жить этому гаду Джексону. И твоему дяде Джонни Маквэллу — я возмутился, не желая, просто так, вот уплывать отсюда. Хотя не горел и долго оставаться здесь.

— Джейн, прости меня, но я должен — я произнес, глядя в эти наполненные снова слезами черные гипнотические ее девичьи глаза — Я обещал ему. И обещал себе, Джейн. Это, тоже ради нашей любви. Я должен сделать это. Иначе, мне всю жизнь не будет покоя.

Она смотрела на меня, не отрываясь глазами полными преданности и любви. И я видел эту безудержную, ту сумасшедшую нашу в ее женских глазах любовь. В полной темноте ночи, но я видел те ее красивые влюбленные в меня в русского моряка глаза. Этот взгляд, так и остался в моей памяти навсегда.

— Прости, любовь моя — произнес я ей. Но, я должен сделать, то, что должен сделать. Прости.

И встал с нее лежащей на палубе, подымая, ее на своих руках. И унося, вниз как тогда, только в ее девичью каюту.

Джейн сейчас молчала. Она все поняла. Поняла, что я не отступлюсь от намеченного. Она, только смотрела на меня, по-прежнему, не отрывая влюбленных заплаканных своих девичьих американки черных как у цыганки глаз.

— Ничего, миленькая, со мной не случиться — я успокаивал ее — Ничего, только не переживай за меня. Я вернусь. Обязательно вернусь, любимая. Только сделаю это дело. И вернусь. И тогда мы сразу же уплывем отсюда.

Джейн отпустила меня. Спокойно уже и не бежала за мной. Она, просто, молча, проводил меня своими черными, как эта звездная под Луной ночь глазами. Лишь, сказала, когда я перешагнул обратно порог ее с выломанными из красного дерева дверями девичьей каюты — Возвращайся скорей, любимый.

* * *

Когда я нырнул, было уже три часа ночи. И я не смотрел больше на подводные часы на своей левой руке. Да, и их было совсем, плохо видно, даже с фонариком в полнейшей темноте на дне этого погибельного обширного плато.

Я считал так, погибну, значит, так тому и быть. А, если суждено выжить, выживу. Главное сделать свое дело. То, что обещал моей Джейн.

Я плыл над песчаным дном второго нижнего плато. Оставив мою ненаглядную. И, теперь уже беременную любовницу Джейн на яхте. В полной ночной темноте, освещая свой маршрут впереди себя подводным фонариком. Видимость была, вообще никакая. Но, я на удивление шел верным путем и над самым дном. Как не могу и сейчас объяснить, но был уверен тогда, что маршрут был правильным.

Ночью заметно упала температура воды в океане, и стало прохладно. Это чувствовалось, даже через плотно прилегающий к голому телу гидрокостюм акваланга.