Профнепригодность.
МВД, ФСБ, армия и прочее – все кончилось. Ушли те, кто знал, как надо. Остались мыльные пузыри. Они еще могут, конечно, человека на улице палкой убить, но это будет не преступник, не враг и даже не «вероятный противник».
Это будет тот, собственно, гражданин, охранять которого они присягу давали.
Нет промышленности, сельского хозяйства, образования и далее по списку. Ничего нет, а что есть, то в три раза дороже, чем за рубежом.
Нет законов. Никаких. Потому что это не законы – их никто не понимает без переводчика. Не понимает, не принимает и не исполняет. Правда, можно любого взять на улице и посадить, но это от бескормицы. Хочется кормиться, а те, что на улице, – это и есть пища.
Мы – пища.
И чтоб съесть всех, пока не разбежались, нужны маневры: танцы, карнавалы, праздники города или же война. Небольшая. Но победоносная. Или мы ее таковой объявим.
Когда начали воевать с Грузией, я понял, что это кошмар, а все остальные поняли почему-то, что это победа, что это армия.
А с электричеством беда. Цены – 2,31 рубль за киловатт – это беда.
На Украине почти в два раза дешевле.
И всюду приходят не специалисты, а топ-менеджеры.
За что ни возьмись. Экономика – крупные специалисты – в один миг сожрали все запасы. Политика – ни одного союзника, кроме армии, которой нет, и флота, которого почти нет.
Страна топ-менеджеров и гидроударов.
Что ни день, то удар.
Ничего нет своего, так что ничего не жаль.
А песню «Если завтра война» можно петь уже сегодня, потому что завтра все могут ринуться куда-то, ослепленные тем обстоятельством, что парад на Красной площади прошел очень удачно, и захватить какой-нибудь беспризорный маяк.
Да сподобится его душа вечного мира и покоя.
За что сподобится?
За все. Он так много сделал, а еще больше он не сделал.
Не сделал ничего плохого, отвратительного, дурно пахнувшего. А ведь мог сделать, мог. Как только представлю себе его лицо, подбородок и челку, так сразу и понимаю, что мог. Но не стал. Вот ведь какое благородство.
А мы за то ему и благодарны.
Благородство – оно же так прочно связано с благодарностью. Его благородство с нашей благодарностью.
Теперь вот одна у нас задача: скорей бы усоп.
Через замочную скважину к нам проникли некоторые сведения, касающиеся их взаимоотношений. Поговаривали даже, что один другому выдрал клок волос,
Надо воздать им должное: ведь как стараются ребята.
И речи говорят, и выступают, и ездят по стране.
Перемещаются. С быстротой молнии.
Сельское хозяйство – и они уже с сельским хозяйством, производят на нем обмолот.
Промышленность – и они уже с промышленностью.
Авария – и они уже с аварией.
А еще бедолаги – Господи, пошли им всего того, что еще не послал, – встречаются с учеными, политиками, молодежью, практиками, политтехнологами, детьми, детьми политиков и политтехнологов, с зарубежными журналистами, с нашими журналистами, с забастовщиками и с голодающими.
А еще они статьи пишут.
А еще они интервью дают. Направо и налево.
То есть?
То есть конец не за горами.
Что придает выступлению по затронутому вопросу больше торжественности? Любовь. Любовь и слишком пристрастное отношение к умственным способностям наших руководителей.
А к чему у нас любовь? А любовь у нас к Отечеству, потому как любовь ко всему остальному на ее фоне и не любовь вовсе, а одно сплошное баловство.
Думаю, что Верховный Творец и Зиждитель всего никогда еще не собирал воедино все семейство наших правителей и не сообщал им столько сил, как на этот раз. Потому что этот раз создан Им только ради того, чтобы собрать, сплотить, направить и благословить.
Осталось только воскликнуть: «Вперед!» – и все немедленно узрят, где у нас этот самый перед, в который мы и должны незамедлительно отправиться.
И я тотчас же представил себе нашего Творца, и то, как он сидит, помешивая некое варево, а в нем вдруг мелькнет чье-то лицо или нога, полы пиджака, мелькнет и сейчас же забудется, оставляя нашему взору только самое это круженье.
Все мы жалкие, жалкие, жалкие неудачники, которых некому перепеленать.