Бортовой журнал "Синей птицы". Том 2. Поворотный момент

Широко улыбающийся парень бесцеремонно, но при этом в меру осторожно подхватил купеческую дочку под локоть и повёл, но не основной лестницей, а боковым ходом. Спустились на три этажа вниз, где сновала многочисленная прислуга, на которой тоже были передники и шорты, что у мужчин, что у женщин. Фёкла, стараясь не обращать внимания на урчащий от голода желудок, внимательно рассматривала помещения и людей, работающих и таскающих инструменты, коробки и ящики.

— А ты какой породы? — вдруг заговорил парень, когда нырнули в дверь, за которой оказался санузел: общий туалет, общий умывальник, общий душ. Тоненькая пластиковая перегородка имелась только между унитазами. И везде этот отвратительный желтоватый свет тусклых ламп накаливания.

— Какой чего? — не поняла Фёкла и уставилась на парня, а тот улыбался неподдельно добродушной улыбкой.

— Породы. Не кормушка же. Это сразу видно. Вот я — служебно-сторожевой.

Девушка вылупилась на парня, забыв про голод и страх, а затем попятилась.

— Породы? Вас что, разводят, как собак или коров?

— А тебя разве нет? — наклонил набок голову парень. — Так какой ты породы?

— Я… я… не знаю, — пробормотала Фёкла, медленно развернувшись. Перед ней оказался душ, то есть просто большая отделанная кафелем комната, на потолке которой, в рядок выстроились пять высоко расположенных леек. Вентили и трубы не были спрятаны под облицовку, а на полу имелись сливные отверстия. Это походило на душ в спортзале, только один для всех.

— Главное, чтоб не кормушка. Тогда сможем быть друзьями, — произнёс Макс и добавил, указав на помещение: — Поторопись. Госпожа очень не любит ждать.

— Выйди, — прорычала Фёкла.

— Зачем? — не понял парень.

— Ты так и будешь пялиться⁈ — громко закричала купчиха, а Макс, опешив, отпрянул.

— Ты чего? Госпожа приказала смотреть за тобой.

— А ничё, что я буду голая⁈ — перейдя на привычный истеричный диапазон, прокричала Фёкла.

Парень надулся, словно ребёнок, и пробурчал:

— А что в этом такого? Если не хочешь мыться одна, давай, я тоже разденусь.

— Ты совсем тупой⁈

— Я не понимаю, что делаю не так, — понуро пробурчал Макс, обвёл взглядом душевое помещение и снова посмотрел на Фёклу: — Ты совсем как хозяйка, кричишь, но не объясняешь. Я несколько раз не понял, потом лупили нерводёром. Было больно.

Купчиха замерла, а затем её прорвало. Злость, страх, отчаяние. Всё это смешалось и вылилось кипящим раствором на парня:

— Я не она! Ты слышишь, я не она! Я не такая! А ты просто тупое животное! Идиот на побегушках у кровожадной твари!

Из глаз девушки снова хлынули слёзы. Хлынули от обиды и внутренней боли. Душа стонала и готова была сломаться, как изрядно согнутая веточка.

Макс тяжело вздохнул и опустил глаза на зажатый в руке апельсиновый передник.

— Ты не госпожа, так объясни, в чём я виноват.

— Проваливай, урод! — заорала купчиха, согнувшись пополам и растирая слёзы и сопли по лицу.

Грустный-прегрустный парень посмотрел в потолок, почесал в затылке и вдруг пошептал:

— Так ты дикая. Рекс говорил, что дикие ещё остались в дальних заповедниках. Жаль. Я думал, сможем быть друзьями. Мойся, госпожа ждёт, а не будешь мыться, я сам тебя помою.

Фёкла зарыдала с новой силой, развернувшись и прислонившись лбом к холодной стенке. Веточка души изогнулась до самого предела, и на ней лопнула тонкая кора.

— Я же не такая, — выдавила она из себя.

А потом девушка почувствовала, как её коснулись сильные руки. Макс молча расстегнул на ней порванный топ, а затем стянул грязное бельё, которое откинул в угол. Фёкла хотела рыпнуться и огрызнуться, но почему-то ей казалось, что это бесполезно. Да и сил не осталось.

Сверху полилась тёплая вода, а сильные руки принялись намыливать волосы. Вслед за головой парень начал мыть девушку всю, с ног до головы. Пена большими хлопьями падала под ноги, а вода смывала прежнюю жизнь потерянной в космосе землянки.

Рядом встал мыться ещё кто-то, но Фёкла не глядела, лишь слышала шелест воды по соседству.

А вскоре тёплый дождь из лейки прекратился, а кожу обняло мягкое полотенце, начавшее жадно впитывать капли воды.

— Готово, — грустно произнёс парень, отойдя назад и вырывая девушку из ласкового плена махровой ткани. Он протянул передник и замер.

Купеческая дочка смотрела на него сквозь тяжёлую пелену слёз.

— Если мы станем друзьями, ты поможешь сбежать?

— Сбежать? Зачем? Куда? — не понял Макс.

— Домой. У меня есть дом. У меня есть папа и мама, и я только сейчас поняла, как сильно их люблю, — проведя ладонью по красному зарёванному лицу, ответила Фёкла. — Папа — жадный самодовольный торгаш, а мама живёт с ним только из-за денег и терпит многочисленных любовниц, пьянки и побои, но я всё равно хочу домой.

— Одевайся, — повторил вместо ответа парень, вытянув вперёд руку с сомнительной одеждой.

— Да пошёл ты, — пошептала купчиха, а потом схватила передник и быстро надела, завязав за спиной.

Веточка души не сломалась, но сухая кора лопнула, обнажив сердцевину.

Обратно по прохладному бетону девушка пошлёпала босиком.

А тремя этажами выше снова зашла в комнату Камелии.

Та нетерпеливо трясла ногой, сидя на краю кровати.