Бортовой

– И на старуху бывает проруха, дружище, – ответил я. – С программой там всё в порядке, я проверил.

– Пойду куплю новую джезву. Только кофе сперва попью.

– Не оставляй свой кофе без присмотра, тогда не сбежит.

– Слышь, Майк, а может, плита барахлит? Там же не только автоматика. Может, с механикой проблемы?.. Ну, ладно, ладно, я уже прибрал. Может, всё-таки последишь за кофе? У меня в каюте бардак.

– У тебя в каюте всегда бардак, я привык.

– Зараза ты, Майк…

– Том.

– Чего?

– Может, всё-таки звякнешь родителям? Хочешь, я тебе сам канал организую? И ходить никуда не понадобится.

– Майк.

– Что?

– Не лечи мне мозги, ладно? – Том был почему-то не в восторге от моего предложения. – Я со своими предками сам разберусь, окей?

– Ладно, уговорил.

Должно быть, опять с отцом поругался. Не в первый раз. Это и вправду его больное место. Старики Бэйнсы – очень набожные люди, католики-традиционалисты, младший братец Тома вовсе священник. Старшенький же из тех, кого мой дед называл «оторви и выбрось». Ни кола, ни двора, дамы в его жизни появляются ненадолго, в приоритетах только работа, компьютерные симуляторы и кофе. Даже близкий друг всего один, и тот – космический корабль. Четвёртый десяток мужику, а держится, как сопливый подросток, стремящийся доказать всему миру свою непохожесть и крутость. Он почему-то считал такое поведение неотъемлемым атрибутом хорошего пилота, и, когда мы познакомились, был слегка удивлён. И тем, что я женат, и тем, что не страдаю кичем. Словом, слишком правильный, по его мнению. Впрочем, разница во вкусах и стиле жизни не помешала нам сработаться и стать друзьями. А сейчас, когда мой личный стиль жизни… э-э-э… переменился радикально, мы и вовсе неразлучны.

Засранец он. Но обаятельный.

Наш крайний рейд, который планировался автономным полётом на полгода, закончился намного раньше запланированного. Не прошло и месяца, как мы вернулись, имея на борту спасённого человека, единственного выжившего из экипажа исчезнувшей пять лет назад «Ариадны». Начальство, получив отчёт, одобрило наше решение прервать миссию. Вернее, отложить: сектор практически не изучен, а белые пятна на космических картах следует заполнять полезной информацией. Но предполётная подготовка так или иначе занимает время, и я, пристыковавшись к станции, наслаждался отдыхом. Хотя… Сложно отдыхать, ни о чём не думая, когда подал рапорт об установке на борт «Арго» вооружения. Такие рапорты в военном ведомстве рассматриваются достаточно быстро. Если учёные не заупрямятся, конечно, они ж у нас поголовно пацифисты. Эрнест – приятное исключение, лишь подтверждающее правило. Но буду надеяться на лучшее.

Новость о том, что с нами в этот рейд пойдёт восходящая звезда научного небосклона, как обычно стала неожиданностью, причём как для нас, так и для светила. Где-то на Земле высоколобые умники проанализировали полученные нами данные, что-то сравнили, экстраполировали, наложили на трёхмерную карту сектора и решили, что там самое место юному тридцатилетнему гению. Мол, если хочет стать одним из самых молодых членов Всеземной Академии наук, выделим ему перспективное направление, пусть нарабатывает материал для диссертации. Неисследованные сектора действительно мечта любого амбициозного учёного. Но тут уж как повезёт. Можно с первого же захода отыскать нечто сногсшибательное, а можно за весь рейд не найти ничего, даже завалящей магнитной аномалии.

Как только я узнал имя – Джимми Морган – сразу же покопался в файлах станции. В том самом разделе, куда далеко не у всех есть доступ. Что ж, интересный тип. Психологический портрет скорее положительный, этот человек склонен отстаивать свою точку зрения до конца. Правда, утверждение относится к научным дискуссиям и переписке. Каков он в живом общении? Почему-то в его досье об этом почти ничего не сказано: мол, никогда не доводит до конфликтов, и всё. Ладно, если вправду до драк и ругани не доводит, как-нибудь уживёмся.