Так и есть, подумала Кэсси. Маленький потрепанный временем дом стоял на участке не более половины акра. Он имел два этажа в передней части и один, под длинным скатом крыши, в задней. В Новой Англии такой тип строений называли «солонками». Родители хранили выпивку в кухонном шкафчике на нижней полке — там помещались высокие бутылки. Кэсси начала разбавлять их содержимое водой, когда ей было девять. Отец тогда заявился в младшую школу — был июнь, конец учебного года, и школа устроила традиционные детские соревнования на свежем воздухе. Бег парами. Бег в мешках. Метание мокрых губок. (Кэсси тогда так и не выяснила, как отец смылся из старшей школы, где должен был находиться в тот полдень. Видимо, придумал какое-то оправдание. Разве его не уволили бы, если бы он просто исчез или если бы кто-то заметил, что уходил он пьяным?) Дело было сразу после обеда. Посреди эстафеты по бегу с яйцом отец поймал Кэсси и попытался показать, как лучше переложить яйцо в ложку партнера по команде. Кэсси была потрясена, увидев отца посреди поля, а не на краю вместе с учителями и кучкой родителей. Стараясь ей помочь, он нарушил все мыслимые правила и случайно уронил яйцо на землю, оно разбилось. Яркое солнышко желтка взорвалось, как звезда — сверхновая позора. Кэсси чуть не умерла от стыда, отчаянно надеясь, что все примут отца за неуклюжего жулика, а не пьянчужку. В отчаянии своего унижения она надеялась, что его сочтут всего лишь идиотом.
Он почти сразу ушел, промямлив, что пора возвращаться в старшую школу.
Той ночью Кэсси впервые вылезла из постели, когда все в доме спали, и открыла дверцу шкафчика, в котором родители держали выпивку. Само собой, там стояла бутылка «Джек Дэниэлс», но Кэсси знала, что ее хранят для «особых случаев».
Чаще всего отец пил шотландский виски под названием «Блэк боттл», и уровень жидкости стоял чуть выше этикетки — бутылка была заполнена на три четверти. Кэсси вылила виски примерно на дюйм и добавила воду из-под крана. То же она сделала с водкой, бурбоном и джином. Ей хотелось провернуть то же самое и с пивом из холодильника, но каждая банка была запечатана, так что это оказалось невозможно.
— Но там у меня была собственная спальня, — говорила Розмари, и Кэсси внутренне вздрогнула, услышав слово «там».
Из родительского дома Розмари переехала в приемный, где делила чужую спальню с чужой девочкой — очередным подростком, попавшим в систему опеки. Соседка была злой и агрессивной, но умело прикидывалась пай-девочкой перед приемными родителями, чтобы ее не выгнали. Трудно представить, что дом-солонку с разбавленным джином, пьющим отцом, матерью, плакавшей после еженедельных ссор по поводу денег и пьянки, кто-то счел бы кладезем счастливых воспоминаний, которыми хочется поделиться с детьми. Сколько вечеров Кэсси пыталась спрятаться от родительских ссор за стеной музыки, звучавшей из наушников плеера? Сколько ночей перепуганная Розмари, всхлипывая, забиралась к ней в постель?
— Еще чаю, Кэсси? — Деннис занес чайник над ее чашкой.
— Да, пожалуйста.
Но она предпочла бы другой чай — ледяной «Лонг-Айленд»: текила, джин, водка, ром, трипл-сек. Содержимое всего чертова шкафчика в одном высоком стакане. Посетители за соседним столиком потягивали пиво «Циндао». От него Кэсси тоже бы не отказалась.
— А еще у нас были очень милые качели и игровой домик на заднем дворе, — говорила Розмари. — Он был деревянный, а не из металла, который заржавел бы после первого же дождя. Мы с подружками играли там в «Маленький домик в прериях». Доски были толстые и крепкие, прям как у настоящей лесной хижины.
— Что за игра такая? Наверное, самая отстойная в мире, — прокомментировал сын.
— О да! — согласилась Розмари. — Настоящий отстой. Но мы были маленькие.