Она положила телефон рядом с собой на деревянную скамейку и скрестила на груди руки. Бросила взгляд на небоскреб Флэтайрон-билдинг, возвышавшийся в полутора кварталах к югу, потом на молодых родителей, игравших с детьми в траве, на людей, выгуливавших собак по тропинкам Мэдисон-сквера. Эта картинка во всей ее простоте и нормальности подействовала на Елену удручающе, напомнив ей о собственной неприкаянности, и она тряхнула головой, пытаясь отогнать меланхолию. Это не ее мир и не ее жизнь, и они никогда таковыми не будут. Ни в Москве, ни на Манхэттене.
Она надела неприметные шорты цвета хаки, белую блузку без рукавов и бежевые сандалии. При ней были журнал и пакет с бейглом, но только для того, чтобы оправдать в глазах возможных наблюдателей свое сидение на скамейке. Было солнечно и жарко, во влажном воздухе не ощущалось ни малейшего движения, и Елена мечтала о ветерке.
Она почти ничего не знала об этом районе. Наиболее хорошо знакомая ей часть города находилась в Среднем Манхэттене к западу от Пятой — огромные кварталы небоскребов, в одном из которых располагался нью-йоркский офис «Юнисфер», где она побывала раза четыре-пять за всю жизнь. Семейные деньги. Семейный бизнес — или, по крайней мере, его часть. Часть, окончательно сформировавшаяся после коллапса 1991 года. Елена тогда еще пешком под стол ходила.
Думая об этом городе, первым делом она вспоминала ужины в роскошных дубовых столовых в обществе отца и американских менеджеров фонда. До того, как его отравили. Она тогда училась в колледже. За столами сидели администраторы и управленцы, которые ели и пили так, словно попали в иную эпоху. Люди постарше время от времени обращались друг к другу «товарищ» — они без тени иронии называли товарищами даже американцев.
Еще Елена вспоминала ужины наедине с отцом в окрестных ресторанах, как правило полупустых, поскольку они подгадывали момент, когда театральная публика начинала расходиться, отправляясь на спектакли. Отец получал удовольствие от поездок в Америку и любил, когда Елена приезжала из Массачусетса в Нью-Йорк, чтобы с ним повидаться. Он наслаждался общением с местными людьми. Ему наверняка понравилось бы общество Соколова — по крайней мере, он выбивал бы из него дурь, пока тот не показал бы свою истинную суть, — потому что кровь Алекса была богата русскими генами. Однако отец был русским до мозга костей, так что его поездки в Штаты длились недолго. Он гордился своим акцентом (Елена же прикладывала массу усилий, чтобы избавиться от малейших его следов). Она определенно никогда не посетила бы Эмпайр-стейт-билдинг, музей «Метрополитен» и Бронксский зоопарк.
Елена закатила глаза, словно перед невидимым собеседником. Зоопарк, подумала она. Серьезно? Жизнь трещит по швам, а Кассандра Боуден как ни в чем не бывало гуляет по зоопарку. Судя по информации, которую Елена собрала о бортпроводнице, скорее всего, та проводит время с сестрой и ее семейством. И поскольку они из Кентукки, наверняка пробудет с ними весь день. А завтра вечером у нее рейс в Рим.
Проблема, как Елена объяснила Виктору, прибыв на место, заключалась в том, что дом, в котором жила Боуден, охраняли привратники и портье. Их было много. Этим утром, в субботу, наблюдая за домом, Елена насчитала как минимум троих: один стоял за стойкой у входа, другой мел мостовую, третий открывал двери жильцам, вежливо провожая их в августовскую жару. Также она обнаружила три камеры: в вестибюле, лифте, идущем из подвала, и на парковке, соединявшейся со зданием через сложенный из шлакоблоков подземный коридор. По собственному опыту она знала, что спрятаться от камер в частном жилом доме гораздо сложнее, чем в отеле. Вестибюль значительно меньше, и людей по нему проходит не так много. А значит, проникнуть в квартиру Боуден будет трудно, что очень неудачно, поскольку большинство самоубийств, процентов восемьдесят, происходит дома. (Десять процентов людей кончают с собой на работе, но даже Виктор пошутил, что такой жертвы от Елены не требуется. Конечно, время от времени пилоты обрушивают воздушные суда в припадке суицидального безумия, но никто и не думал избавиться от свидетеля ценой гибели «Аэробуса».) И если Елене не удастся войти в квартиру Боуден и выйти незамеченной, придется бортпроводнице совершить самоубийство в каком-нибудь укромном уголке относительно людного места.
Вторая, удручающе очевидная для всех проблема — время. Совершенно невозможно представить, какой вред способна причинить столь безрассудная и неуправляемая особа, как Кассандра Боуден, если Алекс все-таки что-то ей рассказал. А если она вдруг почувствует острое желание разболтать каждому, кто пожелает ее выслушать, историю о женщине, заглянувшей тем вечером в номер 511 отеля в Дубае?