Бортпроводница

— Почему вы думаете, что мы представляем профсоюзы?

— Ну, ваш дядя…

— Я вас поддразниваю, — перебила ее Ани. — Но да, наша контора зарабатывает значительные суммы, представляя не последние фирмы из мировых рейтингов. Большую часть моих часов оплачивает нефтяная компания. Также мы предлагаем защиту в уголовных процессах, в основном по экономическим преступлениям. Как я поняла, мой дядя считает, вам нужна кое-какая помощь.

Интересно, много ли на самом деле знает ее дядя, подумала Кэсси. У нее было чувство, что он подозревает больше, чем рассказал ей во время встречи.

— Так и есть.

— Продолжайте.

— Мне любопытно, что именно из вашего опыта, по его мнению, может мне пригодиться?

— Понятия не имею, — покачала головой Ани. — Дядя сыплет моими визитками, как пасхальный кролик конфетами. Я ему вместо дочери, которой у него никогда не было. Вы позвонили мне сегодня утром. Давайте с этого и начнем.

Кэсси бросила взгляд на свои пластыри — пять на два пореза. Похожа ли она с ними на ущербную горемыку?

— Вы, наверное, предполагаете, что у меня трудовой спор с авиакомпанией?

— Я ничего не предполагаю.

— Дядя рассказал вам про ФБР?

— Сказал, что они встречали ваш самолет. Больше ничего.

Кэсси взглянула на книги за спиной Ани: солидные тома переплетены коричневой кожей, золотые, как генеральские эполеты, надписи на корешках. А внутри, как она догадывалась, страницы и страницы того, что наверняка действует не хуже снотворного, которое она принимала время от времени, борясь с синдромом смены часовых поясов. Из-за двери за ее спиной доносился отдаленный шум разговоров. Кажется, гудел копировальный аппарат. Она подумала о своих снимках, гулявших по интернету, потом в который раз вспомнила труп Соколова в постели, каким она увидела его с верхней точки, стоя у штор, и как она, мучаясь похмельем, сползла на роскошный ковер. Возможно, это ее последний шанс. И она заговорила.

— Я позвонила вам потому, что однажды проснулась в гостиничном номере далеко отсюда, и мужчина, лежащий рядом со мной, оказался мертв.

Вот так просто.

Ани приподняла безупречную бровь, но не произнесла ни слова. И тогда Кэсси рассказала все, начав с перелета из Парижа в Дубай, во время которого она на прошлой неделе впервые встретила Соколова, и закончив разбитым бокалом в Мюррей-Хилл накануне вечером. Она рассказала о Миранде. Показала на своем телефоне новости из Дубая и два снимка с камер наблюдения. Она призналась, что постаралась как можно тщательнее стереть отпечатки своих пальцев в номере перед уходом, и сообщила, что, вероятно, забыла в одной из комнат губную помаду и бальзам для губ. Время от времени Ани перебивала ее вопросами — впрочем, кажется, без всякого осуждения — и периодически просила сделать паузу, занося особо длинную заметку в желтый блокнот, лежавший у нее на коленях.

Когда Кэсси замолчала, Ани подытожила:

— Честно говоря, пока не могу оценить серьезность ваших проблем. Но я исхожу из предположения, что вы не убивали этого человека.

— Так и есть. То есть так и должно быть. Я уверена, что не убивала его, но не на все сто процентов.

— Вы не уверены на сто процентов? — переспросила Ани с явным удивлением с голосе.

— Да. Я не могу быть абсолютно уверена.

Кэсси рассказала о своей привычке напиваться и попадать — а по сути, с энтузиазмом устремляться — в пустынные земли сознания, где у мозга нет ни единого шанса что-то запомнить.

— А еще эта бутылка, — добавила она.

— Бутылка?

— Утром я обнаружила осколки бутылки из-под «Столичной». Я смутно помню, что мы ее разбили накануне. Водку принесла Миранда. Алекс почему-то не смог отвернуть крышку. В общем, горлышко и та часть бутылки, где она расширяется, остались целы. «Розочка» — это уже оружие, и оно валялось рядом с кроватью. Я собрала все осколки, которые смогла найти, и выбросила их, когда вышла из отеля.

— Вы хотите сказать, что могли его убить? Взять разбитую бутылку и перерезать ему горло? — уточнила Ани ровным голосом.

— Тут вот какое дело, — пробормотала Кэсси.

Часто люди, пытаясь объяснить что-то крайне нелепое, начинают со слов «это сложно». Ну хоть сейчас она обошлась без этой фразы, уже радует.

— В отключке я не агрессивна. Мне никогда не рассказывали, чтобы я кого-нибудь поранила. Может, я и вытворяю всякие глупости, рискую собственной жизнью, но на людей не бросаюсь. Если в какой-то момент среди ночи Алекс попытался снова заняться со мной сексом, не думаю, что я бы стала его останавливать. Подобное, возможно, случалось со мной и раньше. Вернее, точно случалось.

— Когда мужчина занимался с вами сексом без вашего согласия.

Она кивнула.

— Послушайте, здесь нет никакой двусмысленности. Просто когда я пьяна, я вряд ли откажу. Мне, скажем так, все равно.

— Вы правы, никакой двусмысленности нет. Это изнасилование.

— Я не думаю, что Алекс пытался меня изнасиловать. Или я была настолько пьяна, что ничего не соображала…

— Но это не значило, что вы согласны, Кэсси!