Боруэлла

Посылать звуковые сигналы прямо в Петькино ухо оказалось несложно — он был коротко острижен, и уши торчали, как ручки от кастрюли. Вот если бы его причёска напоминала мою, то пришлось бы повозиться. Но я бы всё равно справился, я такой!

Петька недоумённо огляделся. Сообразив, что никто обрушившегося на него голоса не слышал, он от удивления открыл рот и почесал затылок. Заметив это, учительница трижды постучала по столу ручкой:

— Сазонов! Ещё раз увижу, что вертишься — запишу замечание в дневник.

Петька закусил нижнюю губу и опустил голову. После озадаченно покачал головой и снова стал усыпать листок своими иероглифами.

— Встань и иди! — повторил я.

Петька отложил ручку и закрыл уши руками. Это ненадолго ввело меня в заблуждение, но я проанализировал ситуацию и стал направлять звук в дырки, оставшиеся между пальцами. А пальцы у Петьки оказались, к счастью, тонкими.

— Не уши — враг твой! — продолжил я. — Встань и иди!

— Куда? — испуганно шепнул Петька, беспокойно поглядывая в разные стороны.

— Сазонов! — резко крикнула учительница. — Последнее замечание!

— Встань и иди! — в который раз повторил я тем же голосом, и добавил для непонятливых. — Вперёд!

Петька провёл тыльной стороной ладони по лбу, поднялся и на подкашивающихся ногах поплёлся к выходу. Класс оторвался от самостоятельной работы и заинтересованно зашушукался. Когда Сазонов дотронулся до дверной ручки, я прервал его благие намерения:

— К доске! К доске проследуй, Пётр!

Сазонов осторожно, рывками повернул голову, и лишь потом повернулся целиком. Сделал несколько шагов и остановился, ожидая, что будет дальше. Класс шумел, показывая руками на Петьку, а учительница, наоборот, молчала. Только взгляд у неё был каким-то странным. Видимо, от Петькиной дерзости у неё дар речи пропал.

— Петя, тебе плохо? — вдруг спросила она беспокойно.

Петька пожал плечами, замотал головой, после чего кивнул и снова пожал плечами.

— Смирительную рубашку Сазону! — донёсся сзади чей-то смелый голос.

Этот голос мне не понравился, поэтому я поспешил продолжить свою воспитательную беседу.

— Лицом к классу! — стал давать я Петьке дальнейшие инструкции. — Повторяй за мной. Я, Пётр Сазонов…

— Я, Пётр Сазонов, — почти про себя повторил Петька.

— Пусть голос твой всем слышен будет! Громче, Пётр, громче!

Петька сжал пальцы в кулаки и гордо поднял голову.

— Я, Пётр Сазонов! — громко сказал он, будто бросая вызов кому-то невидимому…

— Оно и видно, что не слон, — снова послышался тот же голос сзади.

— Перед лицом класса, — продолжил я, не обращая внимания на помехи. — Торжественно клянусь!

Вот какой получилась прозвучавшая в тот день клятва:

«Я, Пётр Сазонов, перед лицом класса торжественно клянусь не искажать в оскорбительных целях имён, фамилий, отчеств моих одноклассников и других людей в течение недели. Также я не буду ассоциировать одноклассников и других людей с различными наименованиями флоры и фауны нашей вселенной в тех же оскорбительных целях. На это время применение физического воздействия для меня является неприемлемым. Однако всё перечисленное выше разрешается в случае самообороны (в разумных пределах). По истечении этого времени обещаю подумать о жизни и о том, как я к ней отношусь, не меньше часа.

Иначе я не я!»

— Смотри мне, — напоследок сказал я и затих.

Класс зааплодировал, засвистел, затопал ногами. Учительница горой выросла за столом.

— Сазонов, вон из класса, и без родителей не возвращайся! — сердито крикнула она. — Цирк мне здесь будут устраивать!

Рюкзак Петька собирал в полной тишине. Я повернулся к нему, и мы на мгновение встретились взглядом. Петькины глаза влажно блестели.

— По-моему, я — редкая сволочь, — мрачно шепнул я Боре, когда дверь за Петькой захлопнулась.

И уронил голову на парту.

14. Моё имя в современной прозе

— Не будь занудой, — бодро сказал Борька, щёлкнув меня по носу. — Получилось здорово! Особенно когда он всё не мог выговорить слово… Это… Как его… Ассигнаци… Ацисои… Ассоциировать, вот!

Я нехотя плёлся за Борей по шумящему, живущему своей жизнью коридору. Бросив взгляд в сторону, я увидел двух мальчишек. Один жевал большой бутерброд, второй читал учебник. Жующий бутерброд посмотрел на часы, толкнул локтем стоящего рядом. Тот отдал ему учебник и забрал бутерброд. Зрелище мне показалось странным и нелогичным, но интересным. Зря я всё не решался изучать школу раньше!

— Ты чего там, уснул? — окликнул меня Боря.