— Листочков пожуй, — предложил Боря.
Поскольку корчить рожи в темноте абсолютно невыгодно, я снова пнула Борю ногой.
И вот мы в гостях! При виде меня Вадик поступил довольно неожиданно. Он обнял меня, потом обнял Борьку и пожал Петьке руку.
С нами поздоровалась мама Вадика (она назвалась тётей Ирой). Поступок Вадика оказался ненаследственным, и тётя Ира не стала меня обнимать. Тоже совсем зря.
— Моя охрана, — представила я Борю и Петьку, кивнув в их сторону.
— Девочка шутит, — сказал Боря, переступая с ноги на ногу и противно улыбаясь. — Мы того… шефство у нас, вот. Подтягивать будем Вадика. По этой… по внеклассному чтению.
— Да пойдёмте уже! — звонко засмеялся Вадик и потащил меня за руку в комнату.
Комната оказалась светлой-светлой, как сам Вадик. А на стене висела фотография в рамочке. На ней Вадик в какой-то странно-официальной одежде стоял рядом с девчонкой (тоже странно-нарядной). На вытянутой вверх руке Вадик держал какую-то статуэтку.
— Это чего? — спросила я и показала на фотографию.
— Это на бальных танцах мы награду получили, — объяснил Вадик и махнул рукой. — Да я тогда совсем маленький ещё был.
— И ты до сих пор танцами занимаешься? — спросил Борька, вгрызаясь в яблоко, которое вручила ему тётя Ира.
— Ага, — сказал Вадик, будто о чём-то обыденном. — Говорят, что по мне это сразу видно.
Я аж присела. Надо же, танцует! А я умею только головы морочить. Хотя да, я же поэт! Тогда ладно. Жизнь гения ещё не до конца загублена!
— А я стихи пишу, — сказала я неожиданно для самого себя.
У Петьки отвисла челюсть, а Борька так громко сказал: «Во хвастается!», что проснулся хомячок.
— Ой, Вилка проснулся! — обрадовано сказал Вадик, схватил бедного хомяка и поднял высоко над собой.
— На столовый прибор имя похоже, — сказал Петька о хомячке. — Да ещё и девчачье.
— Ну да! — сказал Вадик. — Он обжора ещё то-о-от! Да, Вилка?
Вилка промолчал и беспокойно задёргал лапками.
— На, Элька, хочешь подержать? — спросил меня Вадик.
Не то, чтобы я очень хотела подержать хомячка, просто мне показалась забавной идея перевернуть животное лапками кверху и почесать брюшко. К сожалению, мне попался какой-то неваляшка, да к тому же и нытик. Нашёл кому рассказывать о трудностях нечеловеческой жизни!
Эти домашние грызуны, кстати, много лишнего говорят. Вилка стал в подробностях ужасно шепелявым голосом рассказывать о том, как плохо он себя чувствует, когда съедает слишком много всего (а то я не знаю!) и как он боится высоты. Не картавил воспитанник Вадика, видимо, только потому, что вообще не выговаривал букву «р». А я вдруг вспомнила, что ужасно боюсь хомячков! Нет, правда! Надо же, забыть о таком важном моменте! Вилке я об этом не сообщила, только сказала Вадику:
— Держи своего паука, — и передала зверя, брезгливо держа его за шкирку.
Вадик улыбнулся и положил хомячка обратно в клетку, сказав: «Вилка, ты пока здесь посиди, ладно?» Вилка, естественно, не согласился, но добрый Вадик не обратил на это ни малейшего внимания. Он смотрел на меня. А потом шепнул:
— Элька… Ты же… необычная. Расскажи, что ты умеешь, пожалуйста!
И тут я сама вырыла себе могилу. Эх, если бы не Вадик! Спроси меня Борька или Петька, или даже Борькин папа, что я умею делать необычного, я бы сказала, что умею готовить оладьи с капустой или ещё что-то почти правдоподобное. А Вадик на меня как-то странно действует — я такой правильной становлюсь… И что это меня так понесло? Мы с Вадиком разговорились не на шутку. А вот о Петьке с Борькой мы вообще забыли. А они, вместо того, чтобы разговаривать о проблемах воспитания хомячков, нас слушали!
Правда, чуть позже они всё-таки заговорили. Я отчётливо услышала, как практичный Петька сказал Боре: «Так давай её использовать!» Увидев, что я смотрю в их сторону, Борька мило улыбнулся и помахал мне рукой.
Всю дорогу домой мы с Борькой молчали. Только поднимаясь по лестнице, я выразила своё негодование.
— В монастырь уйду! — заявила я, громко топая ногами.
22. Так мне и надо?
Стоит ли говорить о том, что утром никакого превращения не последовало? Борька сказал, что пробовал, но снова не получилось. Я предложила ему тренироваться на хомячках, и он пообещал в следующий раз попробовать превратить меня в нечто хомякоподобное.
И тогда я почувствовала, что действительно нахожусь в заточении. Подумать только — я в плену у Борьки и его бывшего врага! Мною завладела такая тоска, что я даже ногти грызть перестала. Надо же, докатиться до такого! Так мне и надо?
— Ну что ты, Элька! — сказал Борька и легонько толкнул меня плечом. — Ведь пока не получается превратить тебя, надо же это время рационально использовать?
Я молча подошла к шкафу, потянула за дверцу и достала оттуда мою зелёную кепку.
— Вот, — протянул я её Борьке. — Когда вы меня окончательно угробите, отдай это, пожалуйста, Вадику. Прощальную записку в стихах я напишу чуть позже. Спасибо за внимание.
— Элька! — обиженно сказал Боря. — Я же вчера нечаянно!