Босая для сурового

На кровать укладываю, прямо так, в полотенце завернутую. Ее всю трясет, губы дрожат, смотрит в одну точку глазами своими стеклянными. Она пытается закутаться сильнее в это полотенце, закрыться от меня, а я…не знаю что делать.

Мне нельзя ее обнять. Вообще ее трогать запрещено теперь. Хуже только сделаю, хотя кажется, хуже уже некуда. Сажусь на корточки напротив нее. Руки по обе стороны от ее бедер ставлю, заставляя посмотреть мне в глаза.

– Маш, где болит у тебя? Скажи, не надо скрывать. Я мог навредить тебе. Сильно.

Я пытаюсь по голове ее погладить, но она лишь вздрагивает от этого, словно я делаю ей больно. На мой вопрос как-то странно реагирует, начиная вздрагивать и головой качать. Истерика это. В самом ее хреновом проявлении.

– Нигде. Нигде не болит. Ничего не болит. Не болит. Уйдите. Уйдите, прошу…

Она дрожит вся ужасно и сильно заикается, а я хочу пустить себе пулю в лоб за то, что сделал с ней.

Не знаю, сколько это длится, но мне кажется, эта истерика не прекратиться никогда. Маша тяжело и прерывисто дышит. Ее всю колотит, трясет просто, словно от шока такая реакция дикая или моей близости сейчас. Господи маленькая, что же я сотворил с тобой.

Раны на ее запястьях от жара воды стали еще краснее. На бедрах отчетливо красуются синяки от МОИХ рук. От ее истерики тихой даже у меня по спине проходит мороз, но я даже рад этому, ведь лучше так, чем она будет умирать молча, закапывая тем самым и меня заживо.

– Ложись. Тебе надо поспать.

Укладываю Машу в кровать прямо в полотенце. Одеялом укрываю и выхожу за дверь, о которую хочется головой биться. Кажется, нужен врач. Срочно.

Глава 22

Не помню, как доковыляла до своей комнаты. Болело все тело и кажется, даже волосы. Добравшись до своей кровати, я просто падаю на нее прямо в простыни, которой меня укрыл…зверь.

Я глупая. Просто идиотка, раз посмела подумать, просто представить на миг, что Арбатов будет со мной нежен. Нет. Он зверь, и сегодня лишь доказал это. Я увидела его злость во всей красе и теперь мне хочется только одного – поскорее сдохнуть.

Переворачиваюсь на бок, и глаза закрываю, поджав под себя ноги. Мне ничего не хочется. Все тело ноет, внизу живота все еще тянет. Мне кажется, что я до сих пор сплю, и то, что произошло – неправда. Ведь не таким должен быть первый раз. Наверное, не таким.

На дворе уже давно рассвело, за окном мелькают и поют маленькие птички. Я смотрю на них и жалею, что у меня нет ружья. Я бы их все убила, оторвала бы им головы, не оставив ни одной в живых. Поступила бы также, как поступил со мной тигр этой ночью.

В голове набатом стучит – сама. Сама же хотела его, как остервенелая. Всего его, каждую его клетку, желала заполучить, но не так. От одной только мысли об Арбатове мои трусики тут же становились мокрыми, вот и добилась я чего хотела. Понравилось?

Наверно, мне надо радоваться, вот только что-то мне не радостно совсем. Он не любил меня сегодня ночью. Нет. Он просто использовал меня. Как шлюху. Жестоко, больно и без капли ласки. Я просто кукла для Арбатова, вещь. Ничего больше.

С этой ночи проходит не один час, а я все еще пахну ним. Запах мужчины словно впечатался в мою кожу, оставив на ней жгущее клеймо. И болит оно так сильно, что мне дышать трудно, словно кто-то давит ногой на грудь. Безжалостно и жестоко.

Откидываю простынь с себя и смотрю на свои бедра. Кое-где кровь засохла, где-то красно-синие отметины на теле. На руках еще хуже. Ссадины остались, наверное, шрамы даже будут. Это был ремень. Его ремень.

Чуть ли не на четвереньках доползаю до душа, плюхаясь на самый поддон. Сил подняться просто нет, словно всю мою жизнь зверь высосал, зверь все отобрал.

Капли воды больно бьют по коже, смывая следы моего позора. Жаль, что с мозгами так не получиться. Как ни стараюсь отвлечься, все мои мысли только о вчерашней ночи.

Я словно проживаю ее снова и снова. Вот тигр закрывает дверь на ключ и надвигается на меня. Он пьян, агрессивен и все еще зол на меня. Я выбесила его, раздразнила, а потом дала заднюю.

Я хотела его ревности, и добилась ее в лучшем виде. Теперь Всеволод Генрихович считает меня шлюхой, а значит, будет поступать со мной точно также. Как со шлюхой.

Впервые он поверил мне. Все-таки купился на мой дешевый спектакль, где я отчаянно играла соблазнительницу, однако на самом деле еще еще ни разу не была с мужчиной.

Я отчетливо помню его руки на моем теле. Горячие, грубые, властные, до боли сжимающие мою тонкую талию. Руки, сминающие мою грудь, попу, хватающие за волосы до боли. В эту секунду каждый из нас играет свою роль. Он чувствует себя хозяином, а я…его вещью.

Всеволод словно специально ведет себя со мной грубо, как с последней шлюхой, с которой не церемонятся, ведь ей и так сойдет. В этот момент я осознаю, что сама дала ему ложное представление о себе, как об опытной женщине, которой ничего не стоит переспать с любым мужиком. А он поверил. Так просто. Даже не усомнившись в моих словах.