Босфорская война

Московское правительство, заинтересованное в мирных, стабильных отношениях с Турцией, подобные планы не строило, но сама мысль об освобождении Царьграда от «поганых» была распространена и на Руси. Этому способствовала официальная трактовка Московского государства как преемника Византии, нового мирового центра православия, «третьего Рима».

Донское и запорожское сообщества хотя бы из-за связи с православной Россией и католической Польшей не могли не попасть в орбиту распространения «царьградской идеи». Образованные казаки хорошо знали и историю Византии и падения Константинополя, и историю христианства, и историю турецкой экспансии в христианских странах. Казачество вело многолетнюю постоянную и упорную борьбу против Османской империи, причем находилось в эпицентре этой борьбы, на ее передовом фронте. Противостояние казаков Турции и Крымскому ханству освящалось знаменем священной борьбы за православную веру, против «басурман», и именно Стамбул воспринимался казаками как исходный пункт всех антихристианских, в том числе антиказачьих, походов и действий.

По этим причинам идея сокрушения столицы османов должна была восприниматься и осознаваться на Дону и Днепре не в виде отвлеченной или книжной теории, а «наиболее реально и живо», должна была быть гораздо ближе и понятнее, чем в отдаленных от «турецко-татарского фронта» районах Московского государства и Речи Посполитой.

В былинном творчестве есть сюжет, в котором Илья Муромец отправляется в Царьград и Иерусалим, где вера «не по-прежнему», и побеждает «поганое Идолище». По-видимому, в среде казаков родился тот вариант былины, в котором Муромец предстает казачьим богатырем и намеревается уничтожить всех турок в Царьграде: «Как издалеча, из чиста поля, / Из раздольица из широкого, / Выезжает тут старый казак, / Стар-старой казак Илья Муромец / На своем он на добром коне. / На левой бедре сабля острая, / Во правой руке тупо копье. / Он тупым копьем подпирается, / Своей храбростью похваляется: / "Что велит ли Бог в Цареграде быть, / Я старых турков всех повырублю, / Молодых турчат во полон возьму"». Далее былина рассказывает, как съехался казак Муромец с турецким богатырем: «Он поддел турка на тупо копье, /Он понес турка во чисто поле, / Во чисто поле ко синю морю; / Он бросал турка во сине море».

Наиболее ярким письменным памятником, свидетельствующим об отношении казачества к идее освобождения Царьграда, является «Поэтическая» повесть об Азове. Она подробно излагает ответ донцов турецкому парламентеру, янычарскому «голове», предлагавшему сдать крепость во время знаменитого «осадного сидения» 1641 г. Из ответа видно, что автор повести, предположительно войсковой дьяк Федор Порошин, хорошо знал о существовавшей прежде Византии («то государьство было християнское») и ее сокрушении османами: «…предки ваши, бусорманы поганые, учинили над Царемградом, взяли взятьем его, убили они государя царя крестьянского Констянтина благоверного, побили в нем крестьян многия тмы — тысящи, обагрили кровию нашею крестьянскою все пороги церковный, искоренили до конца всю веру крестьянскую…»[17]

«А мы, — заявляют казаки янычарскому голове, — сели в Азове… для опыту… посмотрим мы турецких умов и промыслов! А все то применяемся к Еросалиму и Царюгороду. Хочетца нам також взята Царырад…» Иными словами, взятие Азова повесть трактует как репетицию перед освобождением бывшей византийской столицы. Казаки готовы осуществить это собственными силами, но считают, что будет вернее, если московский царь двинет на султана свои войска: «Не защитило бы (тогда. — В.К.) ево, царя турсково, от руки ево государевы и от ево десницы высокия и море Черное. Не удержало бы людей ево государевых! И был бы за ним, великим государем, о днем летом Ерусалим и Царырад по-прежнему, а в городех турецких во всех не стоял бы камень на камени от промыслу руского».

Касаясь предложения султанских властей Войску Донскому перейти на турецкую службу, казаки с иронией говорят: «Будем впрямь мы ему, царю турскому, в слуги надобны, и как мы отсидимся от вас в Азове-городе, побываем мы у него, царя, за морем под ево Царемградом, посмотрим мы Царяграда строение и красоты ево. Там с ним, царем турским, переговорим речь всякую, — лише бы ему, царю, наша казачья речь полюбилась! Станем мы служить ему, царю, пищалми казачими да своими сабелки вострыми». Как ваши предки расправились с Царьградом, императором Константином и христианами, продолжают казаки, «тако бы и нам учинить над вами, бусорманы погаными, взять бы ныне нам Царь-град взятьем из рук ваших бусорманских, убить бы против того вашего Ибрагима, царя турского, и со всеми его бусорманы погаными, пролита бы ваша кровь бусорманская нечистая. Тогда у нас с вами в том месте мир поставитца, а тепере нам с вами и говорить болши того нечего».