Босиком по парку

Мать. Опоздаете на автобус. Они перестают ходить в два часа ночи. Как же вы доберетесь домой?

Веласко. Зачем же сейчас об этом думать? Я постараюсь решить эту проблему в Нью Джерси.

Мать. Но ехать-то далеко? Неправда ли, Кори?

Кори. Совсем недалеко. Какие-нибудь полчаса езды.

Мать. Я не хочу вас затруднять. Правда, мистер Веласко, это очень любезно с вашей стороны, но…

Веласко. Виктор!

Мать. Простите?

Веласко. Если мы вечер проводим вместе, называйте меня Виктор.

Мать. Да?

Веласко. Настаиваю, чтобы договор был двусторонним. И так?

Мать. Что так?..

Кори. Скажи свое имя, мама. (ВЕЛАСКО). Этель.

Мать. Да, да, конечно. Этель.

Веласко. Так будет лучше… А теперь… идемте, Этель.

Мать. Ну если вы настаиваете, идемте, Вольтер.

Веласко. Не Вольтер, а Виктор.

Мать. Да, да, Виктор.

Веласко. Спокойной ночи, Поль…. Шэма, шэма, Кори.

Кори. Шэма, шэма!

Веласко(у двери). Если мы за эту неделю не дадим о себе знать, стало быть мы в Мексике: отель Националь, комната 703. Пойдемте, Этель!

Они выходят, мать умоляюще смотрит на КОРИ, хватает ее за руку.

Мать. Что все это значит?

Кори. Не знаю. Самой интересно узнать, ты утром мне позвонишь?

Мать. Непременно… часов в шесть. (Она очень расстроена).

МАТЬ уходит. КОРИ выжидает несколько секунд, закрывает дверь, улыбается.

Кори. Ну как? А ты еще говорил, что вечер скверно закончится? А мистер Веласко провожает ее домой в Нью-Джерси, да еще в два часа ночи. Вот это истинный джентльмен!

ПОЛЬ мрачно смотрит на нее, шатаясь уходит в спальню.

Он даже не подумал о том, сможет ли он добраться домой… Быть может… он останется ночевать в Нью-Джерси?.. Ой, Поль, не думаешь ли ты…? Нет, мама здесь непричем… Боже, что за ночка… (Вскакивает не кушетку). Знаешь, что я придумала? Давай возьмем бутылку шотландского виски, выйдем на лестницу, — будем звонить во все звонки и кричать: «На помощь!» …И посмотрим, кто из жильцов выйдет из своей берлоги… Поль?..

Из спальни никакого ответа.

Что с тобой, милый?… Тебе нехорошо?

ПОЛЬ выходит из спальни, спускается вниз. Снимает пальто.

Он очень сердит.

Поль. Какое свинство по отношению к собственной матери!

Кори. Что ты говоришь?

Поль. Ты знаешь, что сейчас с ней происходит? Ты соображаешь, какая это была для нее ночь?

Кори(кокетливо). Ночь еще не кончилась.

Поль. Ты не видела, какое у нее было лицо несколько минут назад. Ведь ты же вертелась там, наверху, с этим дон — жуаном! У нее был такой несчастный вид, а лицо такое тоскливое, как вся наша поездка. (Вешает пальто в шкаф).

Кори. Но мне она не жаловалась.

Поль. Она мужественная женщина. (Вешает на плечики пиджак). Она поддалась этой авантюре… Подумать только! Тащить мать в гавань, в какой-то то вертеп ради чаши овечьего пойла! (Снимает галстук, аккуратно его складывает, прячет в словарь).

Кори. Это было не пойло, а греческий суп из бобов. Все-таки она его попробовала. Она не тыкала в него ножом, отпуская шуточки вроде такой: «Ха — ха, мне кажется, что в моем супе что-то плавает.»

Поль. Да, да, если я так и сказал, то я по крайней мере был честен. А ты съела две чашки потому, что ты выламывалась перед каким-то Аль Капоне за соседним столиком. (Безуспешно ищет свой бумажник).

Кори. Чего ты злишься, Поль?

Поль(идет к шкафу). Я же тебе объяснил: мне было очень жаль маму. (Находит свой бумажник в кармане пиджака).

Кори. Но почему? Сейчас она находится в обществе очень интересного мужчины, какого, быть может, за всю свою жизнь не встречала. И с ним ей, разумеется, веселей, чем сидеть одной перед телевизором… в бигуди и смотреть ночную передачу.

Поль. О, как сейчас я слышу его ошеломляющие истории. Возможно сейчас он рассказывает ей о том, как он однажды готовил для самого Далай Ламы цыпленка табака, а твоя мама сидит и глотает розовые таблетки.

Кори. Ты никогда не знаешь, о чем говорят люди наедине друг с другом. (Перекладывает пальто с кушетки на кресло).

Поль. Не понимаю, как ты можешь оставаться к этому такой безразличной? (Направляется в спальню).

КОРИ идет за ним.

Кори. Безразличной? Нет вовсе не безразличной. Думаешь, что я смогу хотя бы на секунду заснуть, пока не услышу ее телефонный звонок? Я до смерти волнуюсь за маму. Но я очень рада, что у меня появился повод за нее волноваться. А вот, кто меня действительно тревожит — это ты.