Босиком по снегу

— Красиво изъясняешься, Крюгер. Адресок оставишь, я приеду к тебе в Париж, и мы устроим романтическую прогулку по Елисейским Полям. Давно мечтала побывать во Франции. Ты, кстати, женат? Вчера в ответ на этот вопрос ты упорно молчал.

— Сегодня отвечу — уже трижды нет.

— Боже мой, какой ты непостоянный, пожалуй, я не приеду к тебе в Париж.

— А ты изменилась, Соня, — задумчиво глядя на нее, сказал Михаил.

— Боже мой, Крюгер, — притворно возмутилась женщина, — только не говори, что я постарела!

— Что ты, напротив.

— Помолодела, значит, — усмехнулась она.

— Просто ты стала совсем другой. Как ты жила все эти годы?

— Великолепно! — немного резко ответила она и встала. — Пойдем, там, кажется, Сергей проснулся, как бы нам без завтрака не остаться.

— Соня…

— Послушай, Михаил, — холодно прервала она его, — ты был совершенно прав — я изменилась, и уже давно не та Сонечка, которую ты когда-то… знал. Поэтому не порть все, ладно? Ведь так все хорошо. Встреча старых друзей по институту. Друзей, понимаешь?

— Прости, — тихо сказал он, — прости, если сможешь.

— За что, Крюгер?! Ты разве в чем-то вчера провинился? Если нашкодил, то, так и быть, прощаю. Пойдем, тебе надо перекусить, но если ты не поторопишься, то Тортила все сожрет — слышишь непрекращающийся хруст тостов и чавкающие звуки из гостиной? — она улыбнулась ему и выскользнула из спальни.

— За что? — тихо хмыкнул он ей вслед. — За то, что я был последней скотиной.

«Хотя, — расслаблено подумал Михаил и сладко потянулся, — а что, собственно, я такого сделал? Ничего особенного. Просто женился на другой».

Он никогда ее не любил, ему всегда нравились девушки другого плана: независимые, гордые, своенравные, в конце концов. А кем была она? Невзрачная застенчивая девочка без собственного мнения, робкая и покладистая. Она была его тенью, удобной и необременительной. Он позволял ей себя любить, но никогда ничего не обещал, а она надеялась… На что? Он забыл ее, как только пересек границу, и лишь легкий неприятный осадок от ее бурной истерики остался в душе до сих пор. Ни разу он не вспомнил о ней. Что же тогда вчера заставило его сердце так сильно забиться, когда он услышал ее имя? И почему сегодня, глядя на нее, слыша ее голос, ощущая ее запах, ему вдруг захотелось вернуть все назад и вновь быть с ней рядом? Да, она стала другой, независимой, сильной, красивой… Но хотелось-то ему повернуть время вспять и быть рядом не с новой Сонечкой, а с той прошлой, тихой и податливой девочкой, той, которая осталась в его юности. «Странная штука жизнь!» — удивился Михаил, натянул джинсы и вышел в гостиную.

Москва, Сентябрь 1987 года.

Три месяца пролетели в бесконечных заботах, хлопотах и поиске работы. Нина и не заметила, что кончилось лето и осень окрасила природу в сочные яркие краски. Дни стали заметно короче, но погода по-прежнему стояла теплая и солнечная.

Катерина Матвеевна, мать Томы, приняла ее хорошо. Они быстро нашли общий язык и стали близки, как родные люди. С дочкой Томы пришлось искать контакт гораздо дольше. Невозможно худенькая, маленькая не по возрасту, анемичная, с большими темными глазами и длинными каштановыми кудряшками — у Нины сердце надорвалось, когда она впервые увидела ребенка. Девочка была похожа на Маугли: диковата, замкнута, пуглива и неулыбчива. Малышка могла залезть под диван и просидеть там до вечера, испугавшись неловкого резкого движения Нины. Она почти не разговаривала, предпочитала ползать, а не ходить ножками, часто плакала, просыпалась по ночам, кушала неохотно. Нина понимала, что девочка так плохо развита для своих трех лет, потому что с ней некому было заниматься: ведь Катерина Матвеевна тяжело болела и даже себя обслужить была не в состоянии. Маленький ребенок долгое время был предоставлен сам себе, но Ниночка рассчитывала изменить ситуацию и, не жалея времени и сил, занималась с малышкой: читала ей сказки и стихи, учила ходить, рисовать, лепить, пользоваться вилкой и ложкой, пить из чашки… Через месяц активных занятий девочка стала делать первые успехи и проявлять робкий интерес ко всему новому. Регулярные прогулки на воздухе улучшили ее аппетит и сон, пришло в норму и психическое состояние ребенка, малышка потянулась навстречу ласке и любви, стала проситься на ручки, больше не уворачивалась от поцелуев и объятий, научилась радоваться, перестала сторониться своих сверстников во дворе. Единственное, что ее по-прежнему пугало — это расческа. Уговорить ребенка расчесать длинные спутанные пряди удавалось Нине с большим трудом. Вот и сейчас, аккуратно смывая шампунь с густых волос ребенка, Ниночка напряженно думала о том, что же предпринять и чем отвлечь девочку, чтобы она согласилась на неприятную процедуру.

Сквозь шум воды она услышала звонок в дверь…

— Нина! — закричала Катерина Матвеевна из комнаты. — Нина! В дверь звонят! Ты что, не слышишь? Иди открой!