Босиком по стеклам. Книга 2

Коул… он был таким разным. Я отчаянно любила его в дни, когда он был самим собой, и с той же силой ненавидела в те часы, когда он превращался в свое перевернутое отражение. Поворачивался ко мне иной гранью, и резала она наживую, жестоко и беспощадно.

Коул перевоплощался в совершенно чужого мне мужчину, способного на резкие слова, громкие хлопки дверью, демонстративный уход от разгорающегося конфликта или его обострения. Стоит отдать ему должное — после того случая на яхте, Коул всегда покидал меня в самом начале ссоры.

Наверное, я бы подумала, что он изменяет мне во время таких внезапных и эмоциональных исчезновений, если бы Брейн не возвращался в отель с помятой физиономией и огромными гематомами по всему телу.

Боксерская груша и бои без правил — единственный выход, которым он выбивает из себя всю эту дурь и невыраженный гнев, что в миг овладевает телом Коула и делает мужа неконтролируемым. И я залечивала его раны, когда он возвращался с невероятным раскаянием, горящим в зеленых глазах-хамелеонах.

— Как я могу знать, откуда ты вернулся, Мердер? Где гарантия того, что ты остаешься верен мне, покидая меня ночью в разгар конфликта? Ты держишь меня за идиотку и думаешь, что я буду терпеть такое к себе отношение?! — бесчисленное количество раз кричала в сердцах я.

— Какая ты глупышка, Анджелина Мердер, — шептал муж, прижимая меня к себе так крепко, что я словно становилась частью его большого и горячего тела, заворачиваясь в него, как в одеяло. — Ты думаешь, что сейчас, когда у меня есть ты, я нуждаюсь в ком-то еще? Зачем мне дешевые пустышки, когда дома меня ждет королева? — усмехался он, покрывая поцелуями, что были мне как удары капель дождя по лицу, хлынувшего после долгой засухи.

И мы мирились так же бурно, как и ссорились, сметая все предметы гостиничного интерьера на своем пути. Выкрикивая его имя, прижимая Коула ближе к себе, принимая в себя, царапая мощную спину мужа… я сотни раз давала ему понять, что делить ни с кем я его не намерена.

А он… на яхте, после моего заявления о том, что я целовалась с Себастьяном, ясно дал мне понять, что в моей жизни отныне и навсегда может быть лишь один мужчина.

И честно говоря, мне чертовски стыдно за флирт и позволение себе лишнего с принцем Гримальди… Безусловно, он убийственно хорош собой, харизматичен, и кажется, у нас много общего.

Да только это ничего не меняет.

Каким бы идеальным ни был Себастьян, я и думать не хочу о том, чтобы связать свою жизнь с еще одним представителем королевских кровей. Протокол и вечные правила — не для меня, и одна лишь мысль о том, чтобы вновь стать регулярной героиней вечерних СМИ, бросает меня в дрожь.

Не говоря уже о том, что ни один рафинированный и идеальный принц не заменит мне Коулмана со всеми его недостатками. С постоянно всклокоченными волосами, загонами и вспыльчивостью, категоричностью и бешенным темпераментом, невыносимой нежностью, еще более невыносимым безумием и этими его… ямочками на щеках. Куда я без них? Как и без его рисунков на теле, которые люблю целовать, изучать бесконечно, находить новые смыслы и послания, каждый раз удивляясь тому, что мне посвящена далеко не одна татуировка на его коже.

Буквы Pixel на костяшках — одна из последних, но не единственная.

Все это не значит, что жизнь в бегах — предел моих мечтаний. Идеальная картинка заключается в том, что я хочу простой жизни в свободной и не настолько религиозной стране. С любимым человеком, принятым моей семьей.

На меньшее я не согласна.

И Коулу придется осуществить мое желание, если он не хочет потерять меня. Удерживать мое тело он может бесконечно… но не сердце. И сегодня оно принадлежит ему, и это мой осознанный выбор.

«Возможно, завтра для «нас» никогда не наступит.

Но сегодня я буду с тобой», — именно эти слова теперь высечены меж моих ребер. В прямом и переносном смысле. Может быть, это моя не последняя татуировка.

Я все еще хочу спасти его. Все еще верю, что монстра внутри Коулмана можно укротить, посадить на цепь и сделать из него ручного и пушистого щеночка, который не будет мешать нашим отношениям, моему моральному состоянию и будущему.

Матери это удалось. Я знаю, что папа был далеко не подарок.