Босиком в Рай

Артур говорил взволнованно и в то же время просяще. Он хотел донести что-то важное до Лёши, но не здесь, не в эпицентре человеческой суеты. Ему нужно было укрыться в месте побезопаснее, для этого он даже пересёк движение потока, норовящего задавить парочку бездельников, препятствующих их перемещению между очень важными делами. Похоже, что в толпе Артур чувствовал себя неспокойно, скорее всего, он по своей истиной природе был интровертом, как заметил Лёша. А ещё заметил, что голос того звучал без утренней педиковатости, и, хотя в нём проскальзывали срывающиеся высокие ноты и затянутые на московский манер окончания, тот говорил как-то увереннее что ли. Это снова был другой Артур. Уже третий. Не такой уверенный как ночью, но более вдумчивый и рассудительный, чем днём, словно он некий образ Лёши увидел и теперь подстраивал себя под него.

Уселись. Артур начал прямо:

– Ты, наверное, что-то слышал обо мне, да?

– Слышал, что о ребёнке ты заботишься, как мужик.

– А-а, это, наверное, тебе ночью не спалось, да? – он снова завершил вопросом точно сомневался во всём.

– Артур – твоё настоящее имя? – Лёшик по привычке взял инициативу диалога в свои руки.

Тот стыдливо потупил глаза и весь сжался, опустив плечи, как беззащитный ребёнок. Лёша пристально до степени «возмущённо» глянул на повесившую голову звезду, и весь его вид так и говорил: «Что и здесь не получилось?».

– … мыс. – неразборчиво пробормотал рэпер, стесняясь быть услышанным.

Лёша сурово прищурился, не расслышав слов. Тогда тот набрал воздуха в грудь и отчётливо выпалил:

– Камыс!

Бродяга внимательно-внимательно смотрел на того, а потом взял, да и как рассмеялся и, точно самый обычный пацан с твоего соседнего падика, сморозил полнейшую глупость:

– Камыс – это же как кумыс! Ну кефир такой на лошадином молоке, и ты такой же молочный и нежный козлёнок. – со слезами на глазах он продолжил хохотать над бедным рэпером. Потом всё же собрался и сдерживая приступ неконтролируемого смеха, как будто серьёзно уточнил:

– Казах что ли?

– Киргиз. – насупился псевдо-Артур.

Помолчали. Потом патриот решил добавить:

– Ну как Киргиз. Родился просто в Бишкеке, а рос в Пензе. А сестра у меня уже тут, в России.

Лёша посмотрел, пытаясь понять, – это заученный шаблон звучит или правда. Чё-т не сообразил, а потом его опять накрыло понимание с всепоглощающим взрывом хохотом номер два:

– Так я только сейчас смекнул, какое вы нетипичное имя выбрали для твоего племянника! Славянин Семён и его дядя Кумыс!

Тот не обижался. Он видно хотел за всего себя оправдаться перед самим собой, но зашёл как-то уж слишком издали. Даже заломил одну руку, не решаясь перейти к делу и всё медлил с началом, потом неуверенно закусил пухлую губку и аккуратненько попытался подступить к ядру разговора, всё не решаясь начать. Голос его звучал ненастойчиво. Чуть приоткрыв ротик, Артур всё-таки начал:

– Эм… М-м, понимаешь ли. Я, вот знаешь, хотел сказать, тебе известно, что такое бедность, но…

Лёшик всегда был агрессивен и непреклонен перед лицом пресмыкания исполину лицемерия. Он даже не дал бедолаге размазать и сразу атаковал:

– Бедность – это выдумка, которой пугают неуверенных в себе детей и нагибают их раком перед Богом алчности! Я знаю, как воняет бедность, когда у пацанов глаза в безумии от голода и люди, как скот спят у шипящих кипятком труб. И ничё. – он посмотрел прямо на Артура – Кто скулил, там и остались. Навсегда. Знаешь, как пахнет дно котла бедности? Пойдём спустимся в любой подвал. Я покажу. – в этот момент он реально подорвался, схватил Артура за руку и потянул за собой, продолжая – Хочешь узнать, какие формы отчаяния бывают: от шприца до петли! И выходят, кто из окна, а кто из всего этого дерьма. Зубы сжимают, если остались, и не размазывают демагогию себяжаления. Бедность – это оправдание тем, кого купили поверхностной идеей самоутверждения, когда вам стало нечем заполнить пустоту в себе. Вам сказали, что надо всем всё доказать. Так вот, привет! – Лёша всё больше заводился – Вас наебали! Тому, кто чего-то стоит не надо утверждаться. Ты же не станешь убеждать мир, что не школьник? Ты ж и так это знаешь. А тут чё ж? Притворство всё это, маскарад. Вы пресмыкаетесь, чтобы позволить себе жить в мифе слабости, трусости и своей нерешительности. Вот ты счастлив? Что-то не особо-то радость на твоей вычищенной морде блестит. Но, о Боги, ты в мифе! И кто-то там кем-то тебя считает, вот заслуга! Жизнь в режиме «я как будто Богат, я как будто чего-то стою!». Свобода есть, но то не бедность! Есть бедность, но то – скудность души. А Богатство – это ебучая морковка для наглухо промытых ослов, которым подвешали её, и бегут они, бегут, бегут, бегут… Не хватает у них яиц осмотреться!

И когда они пересекали безупречно зелёный газон, а Лёша вошёл в раж своего взрыва, Артур не выдержал, выдернул руку, встал на месте, а потом как уселся на жопу, как закрыл уши и стал повторять шёпотом