Боснийская спираль (Они всегда возвращаются)

Он вернулся к грунтовой дороге и пошел вдоль нее лесом, обходя блокпосты. Первый из них, всего лишь в полукилометре от места, где Берл спрятал машину, состоял из пыльного джипа с уже знакомой Берлу эмблемой и четверых усачей средних лет, в живописных позах отдыхавших в кювете, крепко обняв свои калашниковы. Следующий, перед самой деревней, выглядел уже намного серьезнее. Помимо джипа здесь была настоящая огневая точка, тщательно обложенная мешками с песком; из оборудованной по всем правилам амбразуры торчал хобот пулемета. Да и солдаты были другие: молодые, подтянутые, в безупречной черной новенькой униформе. Вооружены они были не калашами, а американскими штурмовыми винтовками М-16 и, в отличие от своих пожилых соратников, службу несли исправно, пристально глазея в надлежащих направлениях.

Помня о местных особенностях, Берл избегал тропок и прогалин, чтобы не наткнуться на мину. Первое минное поле он обнаружил при выходе из леса, рядом с деревенской околицей. Восприняв это как знак, Берл изменил направление и пошел опушкой, пристально вглядываясь в деревья. Наконец он нашел именно то, что искал — группу высоких сосен с густой кроной. Через несколько минут вся окрестность расстилалась перед ним как на ладони. К северо-западу от него, в лесной ложбине, образованной долиной неширокой реки, лежала деревня Крушице — около сотни добротных кирпичных домов с черепичными крышами. В центре деревни, на холме, высилась тяжеловесная мечеть с круглым куполом и длиннющим островерхим минаретом. Большая часть деревни размещалась на правом, ближнем к Берлу, высоком берегу. Были дома и за речкой, но эти держались от воды подальше, опасливо вскарабкавшись на холмики и пригорки и как бы подгребая под себя дворы с огородами и сарайчиками. Вся их неуверенная повадка красноречиво свидетельствовала о весенних наводнениях. Через речку был перекинут массивный каменный мост — такой, чтоб не смыло.

Там-то, на левом берегу, как раз между последними деревенскими домами и лесной опушкой, и располагался тренировочный лагерь. Единственная ведущая в Крушице дорога, пройдя через деревню и перемахнув через мост, кошкой подлезала прямо под дощатые лагерные ворота, а затем, сторонкой миновав караульную будку, облегченно растекалась по широкому, в пыль вытоптанному плацу. Прямоугольник базы был обнесен двухметровым проволочным забором; по углам его, а также в середине длинной стороны стояли сторожевые вышки. Слева от ворот параллельно реке тянулись несколько длинных бараков из бруса, еще один, такой же, отгораживал плац с противоположной стороны. За ним, в правой стороне лагеря, тремя ровными рядами стояли девять армейских утепленных палаток — из тех, о которых рассказывал Берлу в самолете веселый американский сержант.

Берл вздохнул. Сейчас он определенно не отказался бы от хорошего глотка «Дикой Индюшки». Мечты, мечты… Он снова вздохнул, достал из-за пазухи винтовочный оптический прицел и начал наблюдение. Солнце торчало справа-сзади, так что у Берла было как минимум шесть-семь относительно безопасных часов, пока светило, перевалив через речку, не начнет гонять по лагерю стада солнечных зайчиков от могучей берловой оптики.

* * *

— Габо, Габо!.. Проснись, милый…

— Что?.. Что такое?.. — он всплывает из горячечного бреда к ее прохладным рукам, к нежной улыбке, к черной бездне зрачков. Он потерял счет часам… или дням?.. или месяцам? Сколько времени он уже мечется-мучается в этой сухой, кашляющей, обжигающей пустыне, плавает в собственном поту, ползет по жаркой сковородке смерти… куда? Да вот сюда и ползет, к этим прохладным рукам, так чудно и сладко лежащим на его пылающем лбу, к этой улыбке, к этому шепоту, к этим зеленым глазам. Он уже не хочет умирать, он хочет жить и обязательно будет, потому что от такого не уходят, во всяком случае — по собственной воле.

— Габо, слушай, ты что-то говорил о тайнике. Пожалуйста, вспомни, милый, ну постарайся. Просто у нас уже все кончилось — и хлеб, и крупа, и консервы. Габо, ну пожалуйста.

— Какой тайник? Где?

— Ну, помнишь, когда ты сидел там, за дверью и разговаривал с домом? С домом Алкалаев? Ты сказал, что тут есть тайник, куда старый Алкалай прятал муку в голодные годы. Где он? Я все половицы простукала — нету.

Габриэль улыбается.

— Нет, Энджи, не так прост был старый Алкалай. Только дурак делает тайник под полом, куда любой бандит полезет прежде всего.

— Ах, так! По-твоему, я — бандит? — Она шутливо тыкает в ребра острым кулачком. — Вот сейчас покажу тебе бандита, будешь знать!

— Нет, нет, — смеется он. — Ты не бандит, ты ангел. Ты мой ангел, моя Энджи.

Он берет ее узкие ладони, кладет их на свое лицо, шепчет, царапая запекшимися губами нежную кожу.

— Что, Габо? Что ты сказал?

— Это в стене, Энджи, за буфетом. Но тебе самой не найти. Придется мне спуститься, помоги.

Ей это совсем не нравится, но делать-то нечего. Они медленно, с передышками преодолевают коридор и лестницу.

— Знаешь, чего я понять не могу? — говорит она. — Как ты в таком состоянии дошел от Крушице до Травника, да еще лесом? Да еще и реку переплыл?