Босоногая команда

Высокий офицер оттеснил сгрудившихся у входа людей. И вдруг толпа загудела, кто-то восхищенно ахнул. На одной из половинок двери колыхался небольшой красный флаг, воткнутый коротким древком за железную решетку, оберегавшую стекло.

– Это что такое?! – взревел, багровея, полковник.

Семенивший за его спиной купец, еще не понимая, что случилось, и находясь под впечатлением незаконченной речи, выпалил:

- Примите, так сказать, хлеб да соль!

– Поручик! – заорал полковник. – Разогнать всех!

Он кинулся за Блохиным в здание вокзала. Высокий поручик рванул с двери флаг. Зазвенело, рассыпалось осколками стекло. Полотнище вспыхнуло в руке поручика, а древко осталось за решеткой. Поручик бросил флаг под ноги и начал топтать его.

– Разойдись! – надрывался он, потрясая огромным кулаком. – Разойдись!

Поручик бешено пнул подкатившийся откуда-то цилиндр, похожий на ведро, и побежал к солдатской цепи, расталкивая разряженных дам. По его команде солдаты чеканно отстукали три шага вперед и вскинули винтовки. Толпа заметалась, бросилась врассыпную, хотя и не все понимали, что произошло. У дверей вокзала купец в тройке хватал всякого, кто пробегал мимо, и пытался что-то сказать, но у него получалось какое-то бессмысленное лепетанье:

- Господа, так сказать... Господа, так сказать!..

Ребята спрыгнули со штакетника. Костя налетел на грека-булочника, получил от него подзатыльник и только собрался проскочить между аптекарем и толстым Жердевым, как вскрикнул от сильной боли: какая-то дебелая девица в белом шарфике наступила ему на босую ногу. Девица обернулась и махнула на него рукой. Ее толстое курносое лицо показалось Косте знакомым. И вдруг, уже пробираясь дальше, он вспомнил, кто это, и удивился: «Неужели она?!». Костя, забыв про боль, хотел побежать за девицей, но она уже затерялась в толпе.

Ленька, усиленно работая локтями, старался пробраться к водогрейке, чтобы удрать за вокзал. Тут под ноги ему попало что-то мягкое, и он запнулся. На земле валялось скомканное красное полотнище, брошенное поручиком. К нему прилипли сухие желтые листья. Ленька схватил флаг, сунул его под рубаху и, что есть силы, снова начал проталкиваться к водогрейке...

Тем временем полковник бушевал, распекая начальника станции в его же кабинете:

– Блоха ты, блоха и есть! Прыгаешь без толку, а кругом большевики орудуют!

– Виноват, ваше благородие! – бормотал Блохин. – Этого подлеца я найду и...

– Этим мы сами займемся! – оборвал его полковник. – А ваше дело пока сообщить всем станциям в западном направлении до самого Верхнеудинска, чтобы скорее продвигали наши эшелоны. Мы торопимся в Читу!

– Осмелюсь доложить, у нас за переездом мост взорван! Лазо...

– Мы еще доберемся до этого молокососа!

В кабинет вошел невысокий, крепко сбитый Никифор Хохряков. Он по-военному вытянулся у дверей.

– Телеграмма по селектору! Только что принял!

– Откуда? – спросил Блохин.

– С востока! Из Куренги!

– От красных? Ну-ка, ну-ка! – протянул пухлую руку полковник.

Хохряков подал телеграфный бланк. Читал полковник про себя, но по тому, как округлились его бесцветные глаза и искривились толстые губы, видно было, что текст не пришелся ему по вкусу. Хохряков следил за ним, мысленно читая уже знакомые строки: «Мы еще вернемся». На лице Хохрякова, покрытом крупными пятнами давнишней оспы, мелькнула едва уловимая усмешка.

– Кто такой Иван Лежанкин? – полковник скомкал телеграмму.

– Красногвардеец... из местных! – объяснил Блохин, – Вчера отступил...

Полковник бросил измятый бланк в суровое, непроницаемое лицо Хохрякова.

– Впредь не принимать! Пошел отсюда!

Глава пятая

КЛЯТВА

 

– Папа, я видел на станции Конфорку!

Отец сидел за кухонным столом, склонившись над книгой.

– Какую? – спросил он, скосив глаза на самовар, – конфорка была на месте, на ней стоял чайник

– Да эту самую... Конкордию Макарову, она еще до революции ирисками у нас торговала.

Отец захлопнул книгу.

– Видел?.. Ну и что?

– Наверное, она опять лавочку откроет?

– Может быть, и откроет... А ты куда?

Костя ответил уже с порога:

– К Томасу Эдисону!

В калитке он столкнулся с дядей Филей. Тот нес корзинку, сплетенную из зеленых тальниковых прутьев. Спросив, дома ли отец, он вошел в избу...

В переулке Костя остановился, всунул в рот два пальца и дважды пронзительно свистнул. Сейчас же откуда- то с огорода раздалось в ответ:

– Ого-го!

– Давай сюда! – крикнул Костя.

В ожидании товарища он присел у забора и, сгребая к ногам желтый, омытый дождями песок, задумался. У Кости узкие, покатые плечи, и поэтому кажется, что руки его начинаются сразу же от шеи. Грудь у него тоже узкая, впалая. «Петух» – иногда дразнили его ребята. Волосы тщательно причесаны, надо лбом небольшой вихор, глаза серые, мечтательные. Нос длинный, острый. Отец в шутку говорит: «Он у тебя, брат, гоголевский».

Через несколько минут в переулке появился Васюрка. Костя оглянулся по сторонам и спросил тихо:

– Вы свою баню топите?

– Давно уж нет... Каменка развалилась. А зачем она тебе?

– Пригодится! Скоро узнаешь... Айда к Шурке!

Из-за угла с плачем выбежал маленький Витька. Как всегда, он кричал:

– А я? И я с тобой!