После занятий все кинулись на станцию смотреть японцев. Ленька Индеец даже сбежал с последнего урока, ему надо было набраться впечатлений, чтобы потом, захлебываясь, рассказывать о своих фантастических приключениях. Он долго разглядывал солдат. На них были кители и брюки грязно-желтого цвета, на ногах обмотки и тяжелые ботинки. Индейцу казалось, что японцы при ходьбе не поднимают ноги, а волочат их, все время шаркают по земле. «Привыкли, что у них всегда землетрясения, вот и боятся упасть», – решил Ленька. Особенно удивили его погоны: маленькие, узенькие, красного цвета, они тянулись не вдоль плеча, а поперек. И что еще странно – многие солдаты и офицеры были в очках и с золотыми зубами. Улыбаясь, японцы обнажали только верхний ряд широких зубов. Один из них, толстогубый, поманил Леньку к себе, взял из сумки книжки, посмотрел тетради и начал хвастаться своим знанием русского языка:
– Руски харасё, борьшевику прохо!..
Затем он достал из кармана кителя маленькую блестящую коробочку и открыл ее. Ленька увидел на обратной стороне крышки зеркальце. Японец тряхнул коробочкой, и в желобок на сгибе выкатилась бледно-розовая горошинка.
– Зинта. Пожаруста! – залопотал японец, протягивая Леньке коробочку.
Индеец боязливо оглядывался, пожимал плечами. Тогда японец опрокинул коробочку себе на ладонь и бросил горошину в рот. Ленька подставил руку, одна зинта выкатилась ему на ладонь, и он тоже осторожно положил ее на язык. Резкий запах заполнил рот, но Ленька продолжал сосать горошину.
– Харасё! – улыбнулся японец.
И вообще, как показалось Леньке, все японцы слишком много улыбались, часто говорили «харасё» и зачем-то при этом показывали большой палец...
Ребятишки уже ходили за солдатами и научились просить по-японски горошинки из коробочек.
– Зинта кудасай! Зинта кудасай! – кричали они.
И если получали их, то благодарили тоже по-японски:
– Аригато! Спасибо! Аригато!
Старик Матрос ругал ребятишек:
– Не просите у них ничего и не берите. Гордость свою показывайте, вы же русские люди. Эти вояки приехали грабить и убивать нас!
Ленька подошел к вагону-кухне. Солдаты, получив в котелки вареного риса, тут же ели его двумя тоненькими палочками. Это больше всего забавляло собравшихся детей.
– Смотри, и не уронит нисколько!
– А хлеба у них нету?
– Они без хлеба привыкшие! Вот чудаки!
– Японцы, говорят, змей едят и вустрицов!
Солдаты подходили к станционным торговкам, пробовали кедровые орехи, плевались. От голубики и брусники они морщились. Один с тесаком на поясе подставил обе ладони и кивнул на ягоду. Тетка вывалила ему стакан крупной, словно клюква, брусники. Солдат оскалил зубы и пошел прочь.
– А деньги? – закричала торговка.
Ио японец даже не обернулся.
– Чтоб тебе треснуть, черт некрещеный! – кричала вдогонку женщина.
Костя и Шурка Эдисон спустились к линии по лестнице около товарного двора и увидели сидящего на рельсах моложавого офицера в очках с золотыми ободками. Он что-то чертил в записной книжке. Офицер показал ребятам только что нарисованную русскую церковь среди высоких сосен,
– Похожа! – сказал Костя.
– Мастак! – добавил Эдисон, поражаясь, что рисунок выполнен чернилами, в то время как чернильницы у японца не было, – он держал только ручку. Как видно, чернила помещались внутри ручки и сами по себе стекали на перо. Эдисон загляделся на ручку, такой еще никогда не приходилось видеть. «Самому бы сварганить, да не даст поглядеть как следует этот леший», – пожалел изобретатель.
– Здравствуйте! – вдруг чисто по-русски сказал офицер. – Я имел честь окончить в Харбине русское коммерческое училище. Будем друзьями.
«Ишь ты»! – хотелось сказать Косте по-отцовски, но он промолчал, разглядывая чужеземца. А Шурка Эдисон по-прежнему не спускал глаз с диковинной ручки.
– В Харбине! – повторил офицер. – У вас тут чудесный и богатый край. Как называется эта ваша река?
Костя ответил и потянул Эдисона за рукав, торопясь уйти от назойливого собеседника. Около водокачки ребята встретили Индейца.
– Я умею считать по-японски! – затараторил он хвастливо. – Вот слушайте. Ичи, ни, сан, ши, го...
Индеец вытащил из сумки полпачки японских галет:
– Это мне дали... Крепкие – топором не разрубишь! Знаете, как просить? Пан кудасай!
– Может, они отравленные, а ты ешь! – сердито сказал Костя.
– Выбрось! – закричал Эдисон.
Индеец повертел пачку, нехотя бросил ее за водогрейку и побежал куда-то. Костя и Эдисон зашагали дальше...
Пронька и Кузя тоже бродили по вокзалу. Они заглянули в раскрытое окно комнаты дежурного по станции, в которой работал Хохряков. Теперь рядом с ним сидел японец с наушниками и что-то выкрикивал в фонопор. «Уже устроился на чужом месте», – зло подумал Пронька о японском солдате.
Хохряков, увидев ребятишек, прогнал их.
– Проваливайте отсюда! И без вас тошно!