Босоногая команда

...Не спится. За дощатой перегородкой стонет отец. Ему совсем стало плохо. С войны он вернулся с. простреленной грудью, отравленный газами. Он работает сторожем в магазине общества потребителей, или потребиловке, как говорят в поселке. После ночных дежурств приходит усталый, едва-едва передвигает ноги. Теперь окончательно ослаб. Мать тоже часто и глухо кашляет, жалуется на боль в боку...

Васюрка тяжело вздыхает и переворачивается на другой бок. Ему в лицо ровно дышит Витька... «Пить!» – просит за перегородкой отец. Слышно, как, охая, мать встает с постели и шлепает босыми ногами к кадке с водой...

Учиться трудно. Мать не может принести ни дров, ни воды. Даже пол моет Васюрка. Правда, этого никто не знает, а то засмеяли бы. А Витька? Просто беда с ним, так и таскается по пятам, словно хвост. Когда уроки учить? Когда с ребятами поиграть? К концу дня вырвешься на улицу, а тут уже отец отправляется на дежурство, кричит: «Васюрка, ступай домой!» Когда успеешь от него улизнуть, а когда и нет... Завтра суббота, ребята собираются за кедровыми шишками. Да разве уйдешь из дома?..

Васюрке вспоминается митинг на станции. Какой-то военный хорошо говорил о будущей жизни. Все, мол, заживут счастливо, только надо сначала победить врагов революции. Это из-за них, проклятых, живется так несладко.

Эх, дать бы им по башке. А за ним, за Васюркой, дело не станет. Пусть только скажут, что надо делать, на все готов, как Матрос... Где он теперь? Куда пошел без шапки?..

На кухне из умывальника в цинковый таз падают капли. Таз позванивает. И кажется Васюрке сквозь дремоту, что он совсем не дома, а на рыбалке. Лежит у костра, а далеко в степи пасется лошадь, и у нее на шее позвякивает колокольчик...

В эту ночь не спится не одному Васюрке. По цепочке от двойки к двойке Усатый передал: донос Конфорки на дядю Филю провалился, у него не нашли оружия. Контрразведка думала, что гранаты приносят ему в корзинке с картошкой. Засада, кроме картошки, ничего не обнаружила. Дядя Филя временно должен прекратить посещение квартиры Кравченко и вообще пока ничем себя не проявлять.

Усатый предупреждал: японцы под видом знакомства с русским бытом начинают обход квартир. Они проявляют большой интерес к семейным фотографиям, особенно к тем, на которых мужчины сняты в военной форме. Надо быть начеку...

Костя слышал, как на рассвете мать открыла отцу дверь. Прошло немного времени, и кто-то постучал в окно. «Папу вызывают в поездку», – сквозь дрему подумал Костя.

Но это пришел Веркин отец – смазчик Горяев. Тимофей Ефимович вышел на улицу. От смазчика несло водкой. «Наверное, заявился деньги на выпивку просить», – решил старый Кравченко.

– Дело есть, сосед! – прохрипел Горяев.

Кравченко потянул смазчика во двор и захлопнул калитку. Горяев заговорил плачущим голосом:

– Что они придумали... Хотят, чтобы я продал тебя, сосед... Это я-то, рабочий человек, да своего брата!..

– Кто они? Что ты мелешь? – спросил Кравченко.

– Да семеновцы!.. японский офицер сидел, зубы скалил. Пригласили в штаб, велят за тобой следить в оба глаза... Кто к тебе ходит, да часто ли, да о чем разговор у вас идет, и все такое. Хотят устроить так, чтобы я всегда с тобой в поездке был. Денег много обещали и водки – сколько хочешь...

Тимофей Ефимович закусил усы.

– Ну, а ты что же?

– Я ничего... Велели подумать. А если проболтаюсь – голову оторвут. Вот ночь не сплю, мучаюсь. Как же так, сосед?! Они думают, что я на водку и честь свою рабочую променяю. Да пропади она, водка эта! Да я, если хочешь знать, и пить могу бросить!

– Ты подожди, не горячись! Идем потолкуем!

И Кравченко с Горяевым скрылись в дровянике...

Утром японцы повсюду расклеивали большое объявление, отпечатанное на русском языке. Внизу стояла подпись – генерал-лейтенант К. Фудзия и дата – 23 августа 1918 года. Японцы распространяли это объявление во всех занятых ими населенных пунктах Забайкалья.

Костя и Индеец встретились около моста по дороге в школу. Потом подошли Пронька и Кузя, а за ними показались Томас Эдисон и Храпчук. Старый машинист шел на смену. Васюрка в школу идти не мог, и его не ждали. Объявление увидели недалеко от станции на заборе. Эдисон начал читать вслух:

«...Объявляю всему местному населению, включая военных, что выступление японской армии в этом районе является естественным последствием недавно изданной декларации Императорского японского правительства».

– Какая такая декларация? – спросил Кузя.

Ему никто не ответил. Эдисон читал:

«...Как уже сказано в этой правительственной декларации японская армия не собирается делить или присваивать себе русских земель и отнюдь не будет вмешиваться в русскую политику, а ставит целью своего выступления лишь исполнение веления многогуманного и многомилосердного нашего императора...»

Кузя дернул Эдисона за рубашку.

– Шурка, а что это... «многогугума...»

Он не мог выговорить мудреного слова и осекся.

– Молчи ты! – толкнул его в спину Костя. – Читай дальше, Эдисон!

«Видя страдания России, наш император послал свою армию в этот район для восстановления порядка и спокойствия...»