Босоногая команда

Эдисон был в военной, как у дяди Фили, гимнастерке, в галифе цвета хаки (ребята еще раньше знали, что изобретатель выменял их у чехов на молоко) и в бурятских унтах с загнутыми носками. Широкий солдатский ремень охватил его ладную крепкую фигуру. Ремень скрипел и пах новой кожей.

– А винтовку тебе выдали? – не выдержал Индеец.

– У меня на вооружении карабин. – важно и вместе небрежно ответил Шурка. – Помнишь, когда нашего Ваню провожали, я такой же нес?

– Дай подержать! – попросил Ленька.

– Чудак рыбак! – солидно, как взрослый, ответил Шурка. – Я же в разведке, на показ, что ли, возьму с собой.

– Хватит, хватит! – успокаивал дядя Филя ребят. – Лясы точить нам некогда, хлопчики! Давайте Шурке помогать!..

А как помогать – солдат объяснил. Костя сейчас же пойдет на Гору. Если около станции или на путях его остановит патруль, то он скажет, что идет в контору узнать, когда и с каким поездом отправляться отцу в очередной рейс. Проходя мимо японского продовольственного склада, нужно приметить, сколько на ночь выставлено часовых. Вера должна отправиться в Теребиловку и постучать в крайнее окно дома, в котором была когда-то лавка купца Хайбуллина. Дом стоит на отшибе у самого берега. На стук выйдет мужчина Он закричит: «Чего стучишь в чужие окна?» Ему следует негромко ответить: «Тетя прислала сказать: гости будут в четыре часа, надо зажечь большую лампу».

– Кузьма Иванович пойдет...

– Один? – Кузя заерзал на скамейке.

– С Прошкой!

Им задача – побывать тоже на Горе, но у дома мясника Жердева. В будочке у ворот будет сидеть дядька в черном тулупе. Нужно постучаться к нему в дверь и спросить: «Дядя, можно погреться?» Ответ его надо хорошо запомнить. Он может сказать: «Самому тесно!» Или: «И без вас нас двое».

Последним задание получил Васюрка: пробежать по реке до Большого острова и сказать дежурному на переезде: «Сегодня ворота не закрываются до утра».

– Вернуться сюда же! – строго наказал дядя Филя. – Когда мне все расскажете – тогда по домам.

Ребята слушали, затаив дыхание. Сердца стучали взволнованно и часто. Наконец-то, наконец они принимают участие в каком-то большом деле!

 

Глава двадцать седьмая

ОТЕЦ ФИЛАРЕТ ПРИЖИМАЕТ ХВОСТ

Ночью сквозь сон Костя слышал тревожные надрывные гудки паровозов. Отец выходил на улицу. Вернувшись, он сказал матери:

– Здорово горит! Недалеко от станции полыхает... Спи, старуха

«Гости приехали, кто-то зажег большую лампу. Вера выполнила задание». – Эта радостная мысль смутно ворохнулась в Костиной голове, но глаза он так и не смог открыть.

С утра в поселке только и говорили о пожаре. Сгорел японский склад. На дне обрыва нашли двух заколотых часовых. Пока японцы и казаки тушили пожар, партизаны открыли амбары купца Жердева и погрузили на одиннадцать подвод мясо, заготовленное для военного ведомства атамана Семенова. Машинист Храпчук хорошо видел, как обоз с мясом лихо промчался по переезду к Большому острову, а оттуда в лес. Храпчук заранее прицепил «компашку» к длинному составу пустых платформ и подкатил поближе к переезду на тот случай, если казаки с Горы вздумают догонять партизан. Старик мигом бы перегородил переезд, попробуй объехать: слева дровяной склад, справа круча. Но все занялись пожаром... Рассказывают, что в будке около дома мясника нашли связанного сторожа, во рту у него торчала рукавица. Второй караульный укатил с партизанским обозом и увез хозяйский тулуп. Дверь в доме Жердева оказалась подпертой с улицы ломом.

Зареченские ребята, идя в школу, на месте склада увидели одни головешки. Пожарище было оцеплено японцами. Всем, кто подходил близко, солдаты угрожали винтовкой и кричали:

– Руски борьшевику!

Перед звонком к Косте в коридоре подошел высокий старшеклассник в очках.

– Как себя чувствует дворянин Драверт?

– Не знаю. А что?

– Наши, горные, вчера устроили ему мялку!

– Ну? – удивился Костя, не скрывая радости. – Достукался!

Очкастый оглянулся.

– Будет нас помнить, а то все время тарахтит: «Мой папа переходит на бронепоезд, я теперь прижму вас, красноперых»... Вон его отец идет! Сейчас начнется буза!

Зазвенел звонок... Женька Драверт уже сидел за партой. Одна щека у него была перевязана, нос и губы распухли.

– Когда уезжаете, Женя? – спросил Костя притворно ласково.

– А тебе какое дело? – огрызнулся Женька.

– Проводить хотел!

– Отцепись, ичиган!

Женькин отец нажаловался директору, обвинил учеников в избиении сына, а учителей – в попустительстве хулиганам. Ушел он злой. Директор обещал принять меры, и теперь, обдумывая их, пощипывал маленькую, подстриженную в виде лопаточки, светлую бородку.

В кабинет вошел вызванный с уроков отец Филарет.

– Займитесь, батюшка, делом Евгения Драверта. Прощупайте почву на уроках у старших, не нападете ли на след злоумышленников. Папаша Драверта взбешен, вдруг начальству жалобу подаст?

Отец Филарет подошел к окну, вставил в мундштук японскую сигарету, закурил и по своей привычке начал пускать дым на цветы.

– Вы бы, Александр Федорович, обратились к жандармам, это их дело!

Директор с недоумением оглядел священника, будто не узнал его.