Босс

Пользуясь тем, что отхватила себе хоть секунду его драгоценного времени, Эми жадно глотает любимый аромат из шоколада, пряностей и кофе. Настоящий наркотик, без которого ломит кости. И пока Алекс вновь не отвлёкся на что-то ещё, она скользит пальчиками по своей шее, ниже и ниже, невесомо очерчивая чёрными ногтями проглядывающие из-за лифа полушария груди.

– Я и не сомневаюсь в твоих талантах, милая, – лишь усмехается Алекс на эту открытую приманку и вновь делает глоток из чашки. – Но знаешь, если тебе что-то интересно, то просто спроси. Давай прямо: пустые сплетни обычно состоят из домыслов и грязи.

– Хорошо, – решаясь, Эми прикусывает щёку изнутри. Задавать такие вопросы просто безумие, но раз уж он хочет прямоты, то пусть потом не возмущается. – Ты и правда, сам прикончил своего отца?

Напряжённо всматривается в его лицо, однако Алекс невозмутимо отставляет чашку на блюдце. Откидывается в кресле, и тонкие губы кривятся в лёгкой насмешке её очевидному напряжению.

– И?

Она открывает и закрывает рот, теряя слова. Шок не в том, что он не отрицает. Шок от полного похуизма в грязном шоколаде, даже чёрного уголька не зажигается. Нет, этому должно быть разумное объяснение. Слова Кларксона и Ника не могут быть правдой. Он не бесчувственная сволочь.

– Эми, и что дальше? – устало протягивает он, тяжело вздыхает, но видимо, сегодня у него нет сил увиливать и играть с ней, а потому честно поясняет. – Да, это я пустил пулю в его голову. Потому что старик выжил из ума, с каждым месяцем превращая фамильный бизнес в сущий дурдом, плодя лизоблюдов и не слушая моих разумных предложений по модернизации системы поставок. Если бы я ждал ещё хотя бы год, пока алкоголизм, наркозависимость или собственный беспросветный долбоебизм сведут его в могилу сами, мне бы уже нечего было наследовать. Это бизнес. И это рациональный подход. Ты научишься убирать в сторону все сантименты.

– Я не хочу учиться такому дерьму, – с горьким осознанием шепчет Амелия, пытаясь смирить свой разум с истиной. Для него и правда, все люди – лишь шестеренки в едином механизме налаженной системы. Любая гайка заменяема. А износившиеся детали подлежат уничтожению. – Когда ты стал таким беспринципным? Эдвард втайне издевался над тобой, или…

– Боже, детка, избавь меня от этой мылодрамы, – едва ли не смеётся он на такие глупые предположения, звучащие рядом с гигантским хищным аквариумом настоящим бредом. – Старик был слаб. Не хотел уйти на покой по-хорошему. И я взял дело в свои руки. Это не сведение счётов за детские обиды и не желание выебнуться и встать у руля поскорей. Только разум и логика. Я хотел и хочу приумножать капиталы, а не самому сидеть героиновым торчком на собственном товаре. Ещё вопросы, или мне уже можно, наконец, вернуться к этим силиконовой жопой написанным отчётам от Наоми?

Теперь уже в бархате баритона прорезаются холодные стальные нотки раздражения, быстро приводящие Эми в чувство. Зря она затеяла всё это. Пора смириться с пониманием, что через прошлое путь в сердце этого мужчины не найти. Всё, что ему нравится: послушание, готовность исполнять приказы и будоражить кровь сексуальностью. Амелия старается выкинуть из головы всё, что только что услышала, лишь бы наконец-то добраться до своей цели.

– Прости, это всё не моё дело, – торопливо признаёт она, а затем вдруг распрямляется, только чтобы с лёгкой коварной улыбочкой запрыгнуть на стол перед ним, складывая ногу на ногу. Халат задирается до критических отметок, и она готова дать руку на отсечение, что тяжёлый взгляд Алекса останавливается на её бёдрах. – Может, к чёрту эти бумажки? Отвлекись, расслабься, – соблазняюще прикусывает губу, мурашками нетерпения поглощая долгожданное внимание хозяина к своему телу.

– Того, кто часто расслабляется, наше любимое налоговое управление ебёт в жопу без мыла, – Алекс тянет пальцы к одной из тонких папок с отчётом, как раз оказавшейся под ягодицами Эми. И даже не раздумывая, попросту упирается локтем в её бедро и сталкивает с края стола, резким и небрежным жестом, не обращая внимания на тонкий протестующий писк. – Ты мне мешаешь, Эми!

От неожиданности она неуклюже шлёпается на пол, больно припечатывается о паркет локтями и коленями: едва успела выставить руки, чтобы не разбить лицо. На секунду задыхается от сжавшей горло обиды и унижения. Отмахнулся, словно от мухи! Глаза обжигает, и приходится пару раз моргнуть, прекрасно слыша, как Алекс над ней спокойно шелестит добытыми из папки документами. Возмущённое шипение заглушить не получается, пока она поднимается на ноги и откидывает с лица пепельные прядки. Босые ступни обжигает холодом. Так старалась… старалась вчера, сегодня, всегда! И всё равно недостаточно, чтобы заслужить его внимание!