Босс мафии. Потребность в женщине

— Какие люди! — раскрыл братские объятия. Я подошёл. Обнялись. А вот он не тщательно меня обнял, хоть и старался. — Ждали тебя, но, честно сказать, не сегодня.

— День раньше, день позже. По сравнению с пятнадцатью годами, скажи ведь, какая мелочь.

Окопался. В гостиной помпезно, торжественно как-то, видно для приемов. Я по сторонам зенками вожу, а Платон на меня.

— Дом-то, кажется, на меня записан, — говорю как бы про между прочим.

— Конечно, на тебя, брат. Дом жетвой.

Не полез в бутылку. Знак плохой. Уж больно быстро согласился.

— Красиво ты тут все обустроил.

— Ну, так старался, ты, думаю, выйдешь, оценишь. Да что это мы стоим, пошли, — указал на соседнюю комнату. Там столовая.

Дом мой, только, как видно, я тут давно не хозяин. Приглашают меня. А и пойду. Не сахарный.

— Так ты, как откинулся, сразу ко мне, я так понял. Приятно. Не забываешь брата.

Мы вошли в столовую. Платон указал на стул.

Я задержался малость и сел. Вижу, передачи вверенных когда-то полномочий не намечается.

Брат сел напротив, сложил руки на столе и несколько долгих секунд выдержал паузу. Хоть и не ждал меня, но к спектаклю, видно, давно готовился.

— Федя, не буду ходить вокруг, скажу как есть, свое к тебе предложение.

— Ну, давай, послушаю, — говорю, а сам уже слышу за дверью кто-то притаился, сигнала ждёт.

— Власть, сам понимаешь, вот прямо сейчас отдать не могу. Много людей новых на меня работают. Я их за столько лет собрал, обучил и считаю это своей заслугой. То, что при тебе было, того уже нет. Все по-другому, Федя.

— Думаешь, я пришел, чтобы тебя потеснить?

— А разве нет?

— Значит, ты во мне только конкурента видишь и больше ничего?

— Ты мне брат и я рад тебя видеть как брата. Только и всего. Как конкурента — не рад. Извини. Поэтому, чтобы разойтись нам полюбовно и с малыми потерями, предлагаю вот что… Толян!

Дверь открылась, на пороге здоровяк, который меня обыскивал. В руке держит кейс. Вошёл. Остановился у стола, положил кейс. Платон показал взглядом, чтобы открыл. Щёлкнул замок, крышку откинули, в кейсе бабло. Пачки баксов.

— Тут миллион, — братишка на меня смотрит, реакцию оценивает, глазками сверлит.

У меня вроде выражение спокойное должно быть. Прищурился.

— Дёшево ты решил меня слить.

Лицо Платона сразу стало суровым.

— Бери деньги, Федя, другого предложения не будет. Ещё квартира с полным фаршем в элитке, сюда же. Специально для тебя купил, обустроил.

Сижу, челюстью двигаю, выказываю типа недовольство. Амбал достал из кармана и кинул на стол ключи.

Теперь я тяну. Пусть думают, будто сомневаюсь. Мне их власть на хер не всралась.

— Ну, что ж, за предложение спасибо, — говорю спокойно, чувствую жопой, что-то не то и этот сейчас прислужник из пёсика в пса превратится, — мне, брат, власть сейчас никакая не нужна. Хочу с чистого листа жизнь начать.

— Это ты правильно решил, — Платон даже вздохнул облегчённо.

Понятное дело, родного брата убивать ему не хочется и я ему такой возможности не предоставлю. Это я его убью, потом. Придет время. Но не сегодня.

Торопливый цокот каблуков справа. Я напрягся, Платон тоже, парнишка-охранник руку положил на бедро, дёрнул пальцами. Нервничает. Шаги уже близко. У меня внутри ядом полилось. В желудке кислота забурлила.

— Федя?

Медленно, со всей силы, медленно оборачиваюсь…

— Здравствуй, Мария.

Она смутилась, кинула взгляд на Платона, словно спрашивая разрешения, потом снова на меня.

— Ты уже… освободился?

— Да, вот пришел, проведать брата. Ну, что Платон, значит договорились? Приятно было вас всех увидеть, — я протянул руку брату, он быстро пожал мою.

Кейс защёлкнули, подтолкнули ко мне. Я взялся за ручку. Кинул ещё один взгляд на Машу…. и пошел из гостиной.

Глава 9

Мчится десятка, увозит мои, пока ещё живые кости, от моего же дома. Подальше отъехали, говорю Костяну:

— Останови где-нибудь.

— На обочине?

— Да, на обочине! — выкрикнул.

Он вырулил, остановился.

Сижу, тупо вперёд смотрю, словно по башке стукнутый. Ну, вот и произошла встреча, о которой я, день в день, пятнадцать лет мечтал. И что? Сука! И что, мать твою!

А ничего. Прижал хвост, взял баблишко и пошел восвояси.

Испугался. Свежа ещё в памяти решеточка, железная кровать и вонючее очко. Давят воспоминания позавчерашнего дня. Когда за стеной, за забором, за колючей проволокой. Без солнца, без воздуха, мать его, без свободы. Когда хочется просочиться, пролезть туда, сквозь прутья решётки. Хоть как-нибудь, хоть кем, муравьём, молью, червём поганым… лишь бы воздуха свободного вдохнуть.

На хрена эти понты? Признался бы уже сам себе, вошел никем и никем вышел.

— Ну, чего, рассказывай, — Костя из задумчивости выдернул.

Я отмер. Выдохнул громко, изобличая свою трусость. Согласный с ней.

— Она там была.

— Маша? Забудь ее, Федя, тебе же легче будет и всем нам.

— Ты думаешь, я ее помню, нет, я помню измену. Подлую, сука, измену. Вот её долго буду помнить. А эту блядь — нет.

— Ну, а мужикам мне что сказать? Ждали ведь тебя, работать хотят, бабки зарабатывать.