Босс на блюдечке (СИ)

Поскольку мы ограничены по времени, то сразу после трапезы, поблагодарив владельца, мы покидаем ресторан и возвращаемся в аэропорт. Адам уже заранее раздал указания по телефону, поэтому когда мы оказываемся на месте, самолет уже заправлен, осмотрен и проходит предполетную проверку.

В ожидании ее окончания мы с Эмилией устраиваемся в зоне отдыха. Я отдаю ей свой блейзер, потому что в тонком летнем платье она начинает замерзать.

— Вы быстро нашли общий язык с Демьяном, — говорю я ей.

Эмилия безмятежно улыбается:

— Мы знакомы.

Я удивленно распахиваю глаза: как?

— Когда я была маленькой, наши отцы дружили. Нет, наверное, нужно выразиться по-другому: наши отцы достаточно часто общались, и папа даже несколько раз брал меня с собой, когда ехал к отцу Демьяна. Там мы с ним и познакомились.

Я сижу, не в силах поверить своим ушам. Бывают же в жизни такие невероятные совпадения! Мой начальник и моя сестра дружили в детстве!

— Что случилось потом? Почему вы прекратили общение?

Эмилия задумчиво хмурится, на ее лбу появляется маленькая морщинка.

— Кажется, тогда папу отправили в Германию, и мы с мамой уехали с ним.

Я в курсе, что Бурковы прожили в ФРГ не меньше года.

— Получается, после возвращения ты его больше не видела?

— Да, сегодня мы встретились впервые после долгого перерыва. Мы… многое вспоминали в самолете, пока ты спала. Было так замечательно встретить старого друга.

Я откидываюсь на спинку кресла. Некоторые вещи теперь предстают передо мной в ином свете. К примеру, теперь становится понятным, почему Демьян пошел наперекор Адаму и взял на борт Эмилию, узнав, что она — дочь посла Буркова. Он просто ее вспомнил. Или его слова в ресторане Тибо: «Эмилия физически не способна кого-либо обмануть». Я-то гадала, как он успел так быстро ее изучить, а на самом деле разгадка крылась в другом: он узнал ее задолго до меня.

Та же самая мысль, которую я не додумала по прилету в Бельгию, начинает подавать голос. Что-то крутится в моей голове, когда к нам подходит Демьян и протягивает нам чашки: мне — с горячим кофе, Эмилии — с горячим шоколадом. Эта же мысль щекочет мои ноздри, заставляя морщиться и сдерживать чих (Демьян, впрочем, тут же решает, что я простыла, поэтому его пиджак мгновенно переходит, несмотря на протест, на мои плечи). Эта же мысль покалывает мою кожу на ягодицах, заставляя елозить на сиденье кресла. Она же напирает на брови изнутри, заставляя хмуриться, когда уже в самолете две головы синхронно оборачиваются ко мне с одинаковыми обеспокоенными выражениями лиц. Я принимаю снотворное, любезно выданное мне шефом, запиваю из бутылочки с водой, которую протягивает мне Эмилия, пристегиваюсь. Паника вновь накатывает, но уже не накрывает волной, как цунами, а плещется у ног, потому что мысль, которая не дает мне покоя, выступает отличной преградой между мной и страхом. Когда мы взлетаем, меня, наконец, озаряет.

Но тут я проваливаюсь в сон.

30

В отличие от хмурой Бельгии, родина встречает нас солнцем и теплом. Моя голова все еще тяжела после двух перелетов и двух искусственных снов за день, к тому же меня накрывает ощущение нереальности из-за того, что только утром мы были в Москве, а потом, как нечего делать, слетали пообедать в другую страну. Босс, поймав мой расфокусированный взгляд, вызвал водителя и отправил нас с сестрой по домам. Мне не хочется возвращаться в его пентхаус в одиночестве, поэтому стоило нам отъехать от аэропорта, как я прошу шофера отвезти нас с Эмилией по одному адресу. Сестра на это никак не реагирует: она мечтательно смотрит в окно, на ее щеках легкий румянец, мыслями она сейчас где-то далеко-далеко, и сейчас мне это только на пользу.

Наконец-то я получаю возможность додумать мысль в одиночестве.

Демьян и Эмилия. Друзья детства, разлученные на годы и вновь воссоединившиеся после разлуки. Две стороны одной медали: оба из привилегированных семей, оба имеют много общих воспоминаний, обоих окружает некий флер возвышенности и аристократического благородства. Я вспоминаю слова Демьяна, сказанные будто тысячу лет назад: «Мне нравятся милые домашние уютные девочки»; вспоминаю румянец на щеках моей всегда равнодушной к мужскому полу Эмилии, когда Демьян окинул ее взглядом; вспоминаю, как они двигались и сообща работали там, в Брюсселе, дополняя друг друга так, будто прожили вместе уже тысячу лет и успели изучить друг друга до мельчайших нюансов; вспоминаю свое обещание Геннадию Евгеньевичу присматривать за его дочерью и сделать все, чтобы ее жизнь сложилась благополучно — и понимаю: вот оно. Вот к чему все это было: нелепая ошибка Эмилии, приведшая к моему знакомству с Демьяном; мое трудоустройство и сближение с шефом; их встреча, которая состоялась лишь благодаря мне — словно сама судьба в моем лице сталкивала их вместе.