Босс преступного мира

— Что-то. Это… — краем глаза я заметил крошечную вспышку. Или, может быть, это было моё шестое чувство. В любом случае, моя реакция была быстрой, но достаточно ли быстрой она оказалась?

— Рэйвен. Зои. Ложитесь!

Паф! Паф! Паф!

ГЛАВА 27

Арман

Бизнес.

Опасный бизнес. Это была часть моей жизни, которая никогда не изменится из-за того, кем и чем я являлся. И хотя я уже потратил время на то, чтобы узаконить большую часть нашей корпорации и улучшить репутацию семьи, все в нашем мире знали, кто мы такие.

Хищники.

Может быть, какая-то значительная часть меня по-прежнему не хотела, чтобы всё было по-другому. Я мог смотреть на себя в зеркало почти каждый день, понимая, что за всей жестокостью и жаждой кровопролития есть свет, тот самый, который увидела София и за который она ухватилась, не позволяя мне и дальше погружаться во тьму.

Рождение дочери увековечило эту потребность, но этого было недостаточно, чтобы избавиться от чувства вины и страданий, которые я терпел молча, не позволяя своей дочери узнать больше о её невероятной матери. Я наблюдал за её поведением с Рэйвен и понял, что моя маленькая девочка готова повзрослеть и уйти из моей жизни. Я гордился ею, мне не терпелось увидеть, как будут крепнуть её отношения с единственной женщиной, которая увидела во мне тот же самый свет.

Я не лгал, когда говорил, что хочу стать лучше. Возможно, не в бизнесе, а в своей способности радоваться жизни, преодолевать стены и смеяться.

Я прошёл сквозь огонь и сделал бы это ещё десять раз, чтобы спасти свою семью. Возможно, пришло время потанцевать в фонтане, посмеяться и насладиться прекрасным днём.

И удивительной женщиной, которая согласилась быть рядом со мной.

Сделка или нет, Рэйвен Картье — моя.

В её глазах я больше не видел страха и тревоги, только восхищение и любовь. Может быть, я всё-таки стал в какой-то мере её героем, её принцем, о котором она мечтала в детстве.

Как бы то ни было, мне нужно было закончить ещё одно дело, в том числе, самое важное из всех.

Исцелить семью.

Я стоял перед домом человека, пытаясь решить, что ему сказать. В третий раз я оглянулся на Рэйвен, которая оставалась во взятой напрокат машине. Она имела полное право видеться со своим отцом, обсуждать их собственную жизнь и прошлое, а также будущее.

Но это я должен сделать сам.

Она кивнула мне, приложив кончики пальцев к лобовому стеклу в знак солидарности, выражая свою поддержку. Чёрт возьми, она и не подозревала, что и мне придала смелости. Я столько времени ненавидел Томаса, страстно желая раздавить его, как букашку, что на это ушли годы моей жизни, исчезая у меня на глазах.

Первые шаги моей дочери.

Первый раз, когда она назвала меня папой.

Её первый фортепианный концерт.

Её первое выступление в балете.

Диснейленд.

Окончание средней школы.

Все эти события были как в тумане, потому что меня переполняла ненависть.

Это закончится сегодня.

Остались некоторые раны, которые невозможно было полностью залечить. Скорее всего, мы больше никогда не будем близки и не будем делиться всем, от историй о девочках до распития холодного пива. Но мы больше не будем врагами.

Простить и забыть?

Это невозможно.

По крайней мере, то, что касается забытья.

Я поколебался ещё минуту, прежде чем постучать в дверь, и отступил на шаг, ожидая, что кто-нибудь позволит мне войти. Мы приехали без предупреждения, хотя Рэйвен уже успела коротко поговорить по телефону со своим отцом. Однако он нас не ждал, и, честно говоря, я рассматривал возможность того, что он не пустит меня в свой дом.

Закрыв глаза, я погрузился в воспоминания. По крайней мере, на этот раз они были хорошими, наполненными смехом, и таких моментов было много, прежде чем всё пошло прахом.

Когда дверь открылась, я глубоко вздохнул, оказавшись лицом к лицу со своим заклятым врагом.

Мы с Томасом уставились друг на друга, думаю, мы оба пытались понять, когда в последний раз были так близко друг к другу. Он выдохнул и посмотрел в сторону машины, на его лице не было удивления.

— Я ждал тебя. Пожалуйста. Входи.

Томас отступил назад, открывая дверь шире. За прошедшие годы он сильно изменился, настолько постарел, что я был удивлён. Но в основном он выглядел усталым, подавленным, как будто годы наложили на него совершенно другой, но не менее разрушительный отпечаток.

Он пытался по-своему защитить единственную семью, которую он когда-либо по-настоящему знал, но в то же время был полон решимости держаться на расстоянии. Меня не интересовали его причины, только то, что он оставался верным настолько, насколько это было возможно. Или настолько, насколько позволяла его поврежденная психика.

Кто я такой, чтобы судить? Я превратился в подобие человека, едва живого.

Закрыв за нами дверь, он медленно прошёлся по своему красивому, но скромному дому, сохраняя тишину. Я был поражён тем, насколько тихо было в его доме, только тихое тиканье часов где-то выдавало, что внутри есть какая-то жизнь.