Да я тоже не поверил бы.
— Я понял многое, — двигает бровями, выслушав нашу историю. — Значит, развлекались, молодежь? Молодцы, молодцы, прикольно вышло. Но с коллегой вы, конечно, нехорошо поступили.
— Да он приставал ко мне! — взрывается Альбина, подскакивая с места. Ловлю её за запястье, сажаю обратно. Взбунтовалась как!
— А вот это ещё доказать нужно, девушка, — играет с ней. Понял, что здесь ничего серьёзного, и забавляется.
— Блин, я вообще не пойму, кто тут пострадавший — он или я?!
Ей ничего не отвечают.
— Солнышко мое, где ты, моя радость?
Откуда-то издалека раздается женский обеспокоенный голос. В комнату, где находится наша решётка, вбегает женщина. Статная, в шубке, с собранной причёской на голове. Красивая и похожая на Альбину.
Судя по слезам у нее на глазах — это ее мама. Их прямо не отличишь.
Такая Альбина будет в старости? Неплохо.
Следом за дамой заходит мужчина. Тоже мне кого-то напоминает. Черты такие… Знакомые.
— Я сейчас кому-то жопу напорю, — басистым голосом угрожает — вроде бы отец.
— Мама, папа! — вскрикивает любительница приключений и вскакивает с твёрдой скамьи.
Мент быстро открывает решетку. И Альбина несётся к родителям, прыгает маме на шею. От радости.
— Простите, простите, — твердит она. — Я очень сильно хотела предупредить вас, но у меня сел телефон.
— Я тебе задницу надеру, глупая, — мама, еле сдерживающая слёзы, гладит её по спине.
— Ничего, главное — ты в порядке, — негромко говорит отец. — Но с этого дня ты под домашним арестом.
— Чего, какой еще домашний арест? — смеется нервно она.
— А вот такой. Ты слишком беспечна, Альбина. Разбила машину брата, могла пострадать сама, телефон не заряжаешь. И вместо того, чтобы искать отделение полиции, ты… ты!
Он заикается, даже не зная, что сказать.
— Где ты вообще была эти дни?!
Хех, дядь. У меня дома. Но вряд ли ты об этом узнаешь. Дочь у тебя скромница. И точно не расскажет, что мы делали.
— Нет, неважно, дома расскажешь. Поехали быстрее, брат за тебя волнуется, — строго продолжает.
У неё ещё и брат есть!
— Стойте, стойте, Гордецкая, — останавливает её офицер и быстро летит к столу, доставая какие-то бумажки. — Подпишите документики.
Гордецкая. Знакомая фамилия.
Хм-м. Макс Городецкий, случайно, никак не связан с ней?
Черт. Как-то мне становится не по себе. Девчонка, хлопоча, подписывает какие-то бумажки, выбрасывает ручку и посматривает на меня. Смотрит так подавленно-виновато, и я просто киваю. Понимаю. При родителях она не будет прощаться со мной.
Но она всё-таки оборачивается. И двигая усиленно губами, беззвучно говорит мне:
— Спа-си-бо.
— Алечка, пошли, моя хорошая, — мама подгоняет её в спину, и тоненькая фигурка моей зажигалочки скрывается за дверью.
Стоп. Моей зажигалочки?
Нет-нет.
Она не твоя.
Это был просто секс. Просто девчонка.
Ничего личного, ничего большего.
Но отчего-то скверное чувство появляется. Под ложечкой сосёт.
Они уходят, и становится пусто. Черт, откуда это чувство одиночества?
У меня есть Бруно. У меня есть Игорь — мой помощник. Он, кстати, не торопится вызволять меня отсюда. Я позвонил ему полчаса назад, но его до сих пор нет.
— Эх, молодость, — не унимается ментяра. — Завидую. Хорошенькая девчоночка.
— Заткнись, — грубо бросаю ему.
Вздохнув, пытаюсь отогнать все мысли об Альбине.
Всё-таки я идиот. Ради неё даже согласился пожить в наручниках. Новый опыт мне понравился. Было необычно спать с кем-то, когда на тебе лежит чужая нога. Я вообще с девушками никогда не оставался на долгий сон. А тут просыпался от того, что по моей груди текут слюни.
И я уже скучаю по этому ощущению. Не по слюням. А по теплу. По сопению. По ноге.
Пытаюсь прогнать Альбину из головы. Жесть какая-то. Пытаюсь, пытаюсь, а она всё не выходит. Воспоминания кадрами проносятся перед глазами, как кинолента.
Это ведь явно больше не повторится.
Настроение падает до нуля.
Я уже хочу убить этого мужика, который испортил нам все веселье. Не дал нам ещё одного дня, чтобы узнать друг друга получше. Может, он бы всё изменил? Она бы рассказала о себе побольше.
И зачем тебе это, Давид?
Чтобы найти? У тебя есть имя и фамилия. Этого будет достаточно.
Так для чего узнавать? Чтобы привязать её к себе или что?
Я сам путаюсь в своих мыслях.
И через полчаса наконец-то приезжает Игорь. И забирает меня из этой помойки. Привозит мои документы. Мужик, извинившись триста раз, желает хорошего дня.
Я радоваться должен, что вышел оттуда. Но меня берёт злость. И разочарование.
Говорю себе перестать об этом думать.
Но в голову постоянно лезет взбалмошная девчонка с голубыми, искрящимися шалостью глазами.
Альбина Гордецкая…
Я найду тебя.
Глава 18
Никогда не любила снег. Ненавидела зиму. Холодно, мрачно. Солнце — как праздник. А теперь всё, в чём я нахожу утешение — так это в рассматривании снежинок, отвлекающих меня от мыслей о Давиде.
Справляются они плохо. Я всё равно думаю об этом мужчине.
Но сил у меня ни на что, кроме этого занятия — нет абсолютно. Сил никаких.
— Ты чего приуныла?