Боттичелли

Мариано старел, все время говорил о приближающейся смерти и высказывал желание увидеть, наконец, Сандро надежно устроенным, женатым, обзаведшимся собственным домом. Но для его сына существовали только Мадонны. Можно было подумать, что он уподобился стародавним рыцарям, которые давали обет пожизненного служения Деве Марии, или тем сумасбродным поэтам, которые признавали лишь сказочных возлюбленных. Одним словом, Сандро был совершенно безразличен к прекрасному полу. А ведь красотой его Господь не обидел: белокурый, высокий, хоть и полноват, но вполне соразмерен. Ясные, немного задумчивые глаза, припухлые, словно у ребенка, губы, гладкий чистый лоб, нос с небольшой горбинкой. Правда подбородок немножечко тяжеловат, но, как говорят, это признак сильной воли. В последнем Филипепи, правда, сомневался, но и отец может ошибаться. Словом, найти для Сандро невесту не составило бы большого труда. Дело было за малым: он должен стать мастером. Подмастерья по традиции не имели права жениться. Но Сандро не торопился: в 22 года он все еще учился, и было похоже, что этому учению не будет конца.

Не порывая окончательно с Верроккьо, он все больше сходился с братьями Поллайоло. Мастер Андреа, хорошо знающий их увлекающуюся натуру, предрекал, что ничего путного из этой дружбы не выйдет. Особенно если Сандро попадет под влияние Антонио, который из кожи вон лезет, чтобы найти способы передачи движения человека, стремясь переплюнуть своих предшественников, по привычке решающих эту задачу при помощи размещения складок на одежде. Этого старшему Поллайоло мало, он все время ищет чего-то нового. Не исключено, что уже завтра он начнет постигать искусство гравюры, утверждая, что это искусство будущего. Сомнительно — разве когда-нибудь двуцветная гравюра заменит многообразие красок? Но таков уж Антонио, и своими идеями он увлекает и своего брата Пьетро, и Сандро. Они носятся с мыслью создать целую серию гравюр, посвященных подвигам Геркулеса, любимого героя Антонио. Он видит здесь возможность показать во всей полноте красоту человеческого тела.

Но Сандро очень скоро остывает. Во-первых, он не собирается стать гравером, хотя Антонио убеждает его, что для такого рисовальщика, как он, это самое что ни на есть подходящее занятие. Во-вторых, он все еще опасается нарушить христианские заповеди, прославляя идолов. Ведь на Страшном суде его будет судить не Юпитер, а Господь, который может строго спросить с него за такое кощунство. Но Антонио и сам очень быстро остыл и больше на участии Сандро в своем предприятии не настаивал.

Этот период исканий имел ту положительную сторону, что Сандро все больше и больше входил в среду своих коллег-живописцев. Еще не став мастером, он уже был принят как свой в компании святого Луки, где знакомился с людьми других профессий. Согласно флорентийским традициям, у художников не было собственной гильдии и они со стародавних времен входили в цех врачей и аптекарей. Кто знает, чем было вызвано это странное сближение — может быть, тем, что краски и различные снадобья для живописи продавались в аптеках. А самой известной во Флоренции аптекой была та, что принадлежала Маттео Пальмьери, человеку необыкновенному во всех отношениях. Он не только прекрасно разбирался в своем ремесле, но и был весьма сведущ в литературе, знал толк в живописи и ко всему прочему был писателем и философом. Вот почему в его заведении, в которое стал частенько наведываться Сандро, можно было встретить не только тех, кто жаждал исцеления, но и тех, кто приходил сюда поговорить о материях более возвышенных, чем несварение желудка или подагра.

Маттео принадлежал к числу страстных поклонников латыни и, как утверждали, владел ею в совершенстве. А это значило, что ему всегда был открыт вход в дом на виа Ларга, где ценили таких людей. Правда, после смерти Козимо эти посещения стали реже, но лишь до поры до времени, пока сын Подагрика Лоренцо не загорелся идеей возродить былые традиции. И тогда за огромным столом в доме Медичи снова стали устраиваться обеды для философов, поэтов и просто тех, кто чем-либо привлек внимание друзей молодого Лоренцо — а у Маттео был талант открывать людей незаурядных, выдающихся по знаниям и талантам. Он нередко приводил на виа Ларга тех, кто заинтересовал его и, по его мнению, мог заинтересовать Лоренцо и его единомышленников. Поэтому знакомство с Маттео было выгодно во всех отношениях. Главным было произвести на него впечатление, ибо он привечал далеко не всех. Для многих, стремившихся сблизиться с Медичи, путь в их дом начинался и заканчивался в аптеке Пальмьери. Если ее хозяин вежливо советовал гостю совершенствовать свои знания, это значило, что тот еще не дорос до чести занять место за столом его покровителя. Многим была известна часто повторяемая фраза аптекаря: «Каждый ныне живущий разумный человек должен благодарить Бога за то, что он родился в это время, когда расцвели столь блестящие умы, которые не появлялись вот уже тысячу лет».