Ботус Окцитанус, или восьмиглазый скорпион

Вполне естественным показался случай, когда один из крупных столичных предпринимателей, который дал интервью в день своего семидесятилетия, похвалялся перед прессой тем, что за свою долгую жизнь не один раз подвергался наказаниям. Он относился к ним, как спортсмен к временным поражениям. Освобождение из тюрьмы праздновалось в буржуазных кругах словно какой-нибудь юбилей. Изменники родины и спекулянты времен оккупации, пополнившие тюрьму, заметно улучшили социальный состав заключенных. Многие нечистые на руку офицеры внесли в тюремную жизнь строгий стиль и военные привычки. Директора и оптовые торговцы смотрели на пребывание в тюрьме, как на отдых в санатории. Если человек мог отбывать свое наказание с улыбкой, то это доказывало, что он — джентльмен.

Однажды днем был арестован инспектор полиции Херлуф Силле. Он только что собрался прочитать «Специальный листок» и выпить свою послеобеденную порцию пива. Лишение свободы он воспринял спокойно. Его коллега, инспектор полиции Хорс, лично взялся арестовать своего приятеля. Херлуфу Силле были предъявлены обвинения в подкупе, воровстве и укрывательстве краденого — обычные преступления служащих полиции. Оба инспектора направились отсюда в отделение Хорса; кругленький, краснолицый Силле, в очках, блестя голым черепом, шагал рядом с тощим и бледным Хорсом, у которого были черные волосы и очень странные черные глаза.

В кабинете инспектора полиции Хорса лежал толстый ковер, заглушавший все звуки, — точно такой же, как и в комнате инспектора полиции Силле. Арестованный был допрошен с соблюдением параграфа 807 закона о судопроизводстве. Кроме Хорса и Силле, в комнате никого не было. Секретарь и две дамы, которые работали в смежной комнате, очень испугались, когда за закрытой дверью кабинета внезапно раздался выстрел. Они побледнели и несколько минут стояли неподвижно, глядя друг на друга. Наконец секретарь решил действовать, вынул свой револьвер и подошел к двери, а дамам крикнул:

— Бегите кто-нибудь за помощью! Или вызовите по телефону!

Держа револьвер наготове, он осторожно открыл дверь. Инспектор полиции Силле ничком лежал на ковре. Падая, он опрокинул стул. Инспектор полиции Хорс стоял, склонившись над своим окровавленным коллегой.

— Он умер, — сказал он секретарю. — Застрелился. Вытащил вдруг свой служебный револьвер и застрелился. Вот!

Подняв револьвер с полу, Хорс осторожно положил его на письменный стол. — Я не успел помешать ему. Это очень печально!

— Да… очень… печально, — запинаясь, произнес секретарь. У него стучали зубы. Он думал, что произошел необычный случай — арестованному разрешили оставить у себя заряженный револьвер.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ

Настала пора, когда можно собирать в лесу первые анемоны, и лектор Карелиус снова, во второй раз, встретился с доктором Морицем. Вторая встреча с этим странным человеком продолжалась около четверти часа и была их последней встречей.

Со дворов и улиц, расположенных вокруг старой Городской тюрьмы, доносился свист дроздов, а в воздухе чувствовалась какая-то удивительная сладость, которая навевала на арестанта грусть. Дни стали длиннее, и в самом свете дня было что-то особенное и тоже грустное. Весна в этом году слишком затянулась.

Главный врач полиции залпом выложил все вопросы. Ненавидел ли лектор Карелиус своего отца? Нравилось ли ему смотреть на огонь и испытывал ли он удовольствие, когда видел жестокое обращение с животными? Играл ли он в детстве в индейцев и мучил ли когда-либо лягушек? Случалось ли ему давить черных лесных улиток? Читал ли он иллюстрированные порнографические журналы? Часто ли имел сношения с женой? Нормально ли они происходили или как-нибудь иначе? Собирал ли он почтовые марки? Проявлял ли он интерес к экскрементам? Почему он предпочитает ездить на дамском велосипеде? Что он ощущает при этом? Снятся ли ему по ночам непристойные сны? А что он видит во сне? Послушаем!

Учитель социологии никогда не подозревал, что этот странный экзамен составляет неотъемлемую часть судопроизводства. Тем более он не знал, что его робкие и неудовлетворительные ответы записываются на пленку для развлечения присяжных заседателей и юристов. У лектора было наивное представление о том, что доктор обязан сохранять врачебную тайну. Ему и в голову не приходило, что все сказанное им будет использовано против него.

О результате письменного экзамена он также ничего не знал. Он написал, как ему было приказано, краткую автобиографию настолько красиво и аккуратно, насколько это позволяли толстое перо и бумага тюремного ведомства, на которой расплывались чернила. Главный врач Мориц тщательно исследовал эту рукопись не только со стороны содержания, но и почерк. Он увлекался наукой, которая носит название «графология», и усердно изучал Лафатера, Камильо Бальдо, Дебаролля и Мишона. Он был учеником Вильгельма Прейера и вел переписку с Людвигом Клагесом, а в молодые годы даже обменивался мнениями с мадам де Тэб[66].