Боулинг-79

– И, знаешь, – продолжал старый приятель, – я доподлинно выяснил, когда свершилось столь роковое для нас обоих разделение Помнишь кинотеатр «Зарядье»? Помнишь?

– Ну, положим.

«Главное, – подумал Валерка, – ничем его не пугать, со всем соглашаться и не делать резких движений. Ничего нового, более прогрессивного, в общении с психами не изобрели. Тем паче, если сумасшедший вооружен пистолетом».

– Помнишь, – говорил безумный гость, – как ты ходил – или, пардон, мы ходили – в кино «Зарядье» тогда, весной семьдесят девятого? В тот самый день, когда ты – или, вернее, уже мы – познакомились в ресторане «Пекин» с Лилей?..

– Ну.

– Не нукай, не запряг!.. А ты помнишь, отчего мы поперлись в «Пекин»?

– Нашли в кино кошелек.

– Правильно! Умница! Не зря тебя математичка Галина Давыдовна называла в восьмом классе «нашей светлой головушкой». Удивляешься, откуда я это знаю? Когда ты успел мне это рассказать? А ты мне и не рассказывал. Я это просто помню. Потому что раньше, до «Зарядья», я был – тобой. А ты – мной.

– С чего ты это взял?

Не прерывай меня! – бухнул кулаком по столу Володя. – Я, например, помню и такое, что ты никак не мог мне рассказать – просто потому, что ты очень стыдишься этого. Или, во всяком случае, стыдился в те поры, когда мы с тобой вместе в одном вузе учились… Например, как на выпускном вечере в восьмом классе ты, дурачок, пригласил ту же математичку Галину Давыдовну на медленный танец, а она танцевала настолько близко, что у тебя напряглась пиписька, и ты страшно смутился и постарался от нее отодвинуться, чтобы она не почувствовала. А она не выпускала тебя, а, наоборот, потихоньку придвигалась еще ближе, и наверняка чувствовала твое напряжение…. А потом ты все лето дрочил, воображая, как трахаешь полненькую Галину Давыдовну в чулане за доской, где хранились наглядные пособия… А когда каникулы кончились и ты пришел в девятый класс, выяснилось, что она ушла из школы и уехала работать на Кубу, и ты был, одновременно, и ужасно обрадован, и страшно разочарован, что ничего, о чем ты грезил, у тебя с ней не случится… А?.. Впечатлен?.. Ну, откуда я, по-твоему, это знаю?.. Валерка и в самом деле был впечатлен. Он хорошо помнил ту историю из своего отрочества, но решительно не припоминал, чтобы делился с Володей столь сокровенным. Но, может быть, когда-нибудь, по пьяни… Последнюю мысль он озвучил:

– Наверное, я как-то рассказал тебе по пьяни…

Ну, конечно!.. Теперь все, что я тебе ни поведаю о твоих – или наших общих – детских тайнах, ты можешь списывать на свою студенческую болтовню в состоянии патологического опьянения… А как ты, например, впервые в жизни испытал сексуальное возбуждение? Ты еще тогда не знал даже, что с тобой происходит… Когда в твоем, то есть нашем, дворе в Нижнем – помнишь? – ты с парнями зачем-то привязывал девчонку скакалкой к столбу, а она хохотала и сопротивлялась… Лет десять тогда тебе было, помнишь?

– Да, – потер лоб ошеломленный Валерка, – кажется, было такое…

– Не кажется, а точно было! И вот вопрос: откуда я про то знаю?.. И ответ тут может быть только один – тот, что я тебе уже озвучил: я сызмальства был тобою, а ты – мною, а оба мы – единым целым…

– Странный сон, – пробормотал очумевший хозяин.

А Владимир налил себе еще водки. Воздел рюмку.

– Словом, давай. За нас обоих. За сиамских близнецов, каким-то чудом разделившихся, отделившихся друг от друга, когда нам исполнилось девятнадцать лет.

Единым духом выпил.

– Но с чего ты вдруг об этом стал думать?.. – пробормотал потрясенный Валерка. Он был не то что убежден рассказом старого друга, но, скорее, действительно впечатлен им. И задумчиво продолжил:

– Ты говоришь, целое следствие учинил. Но что стало отправной точкой? Почему ты вдруг начал что-то расследовать?

– Понимаешь, дружбан, – вздохнул Володька. – Однажды я понял, что у меня нет своих воспоминаний. Только – твои. И я не помню своих родителей. И бабушек, и дедушек, и своего двора, школьных друзей… У меня в голове – одни лишь твои воспоминания… О школе, юности, детстве…

Несмотря на то, что речи гостя звучали логически стройно и странно убедительно, Валерка все равно был уверен, что друг его просто-напросто сошел с ума.

А в каждом безумии, как известно, существует своя система.

– Но как же… – пробормотал Валерка. – Ведь тебе нужны были документы… Свидетельство о рождении… Паспорт… И потом… Ты говоришь, что мы с тобой разделились, когда нам было по девятнадцать…

– Да-да, именно, – со вкусом проговорил Володя, зажевывая водку карбонадиком. – Тогда, после того фильма в «Зарядье», когда мы нашли чужой кошелек. И ты хотел его отдать какой-то совершенно посторонней дуре-бабе, билетерше, а я портмоне заныкал. Вот тогда-то, я полагаю, и свершилось то самое удивительное размежевание. И я стал – собой, и ты – собою. И я стал так называемым плохим, а ты, так сказать, хорошим… И стало нас двое. Аминь!